Война - Игорь Валериев

– Тем не менее, я здесь, – эсер-террорист, обвёл глазами часть комнаты для допросов, после чего быстро произнёс:

– Так вам всё-таки интересно или нет, Тимофей Васильевич, что я хотел рассказать?

– Конечно, интересно, Борис Викторович. Слушаю вас.

– Мне достоверно известно, что боевая организация большевиков получила задачу убить вашу жену и ребёнка, – чеканя каждое слов, твёрдо произнёс Савинков.

Признаться такого признания я не ожидал, поэтому несколько подвис, чувствуя, как в душе начинает разгораться ярость.

– Кто отдал такой приказ?

– Ульянов.

– Откуда такие сведения?

– Я за них ручаюсь. Если бы к смерти приговорили вас, я бы и слова не сказал, но Мария Аркадьевна была моей хорошей знакомой в детстве и юности. Пусть она и перешла на другую сторону, конкретно её смерти я не хочу.

Год и два месяца назад у нас с Машей родился здоровый и крепкий мальчишка, которого, как и было принято в семье Алениных назвали Василием Тимофеевичем в честь предка Ермака. Супруга всё своё внимание переключила на сына и почти всё время проводила в имении. С учётом того, что на меня за последних полтора года было совершено пять покушений, пришлось озаботиться охраной нашего семейного очага. В Курковицах, в специальном пристрое дома поселились пять отобранных мною запасников, которым, как и покойному Севастьянычу было некуда возвращаться. Ребята были тёртые, умелые с оружием и боевым опытом. Плюс их дополнительно и усиленно погоняли на полигоне центра, солидно экипировали и вооружили за мой счёт, включая пулемёты Мадсена. Шестым охранником был Митяй, младший сын Прохора, который к двадцати пяти годам вырос под моим пусть и периодическим руководством в отличного бойца.

Тем не менее, после слов Савинкова душа тревожно заныла. Ещё раз потерять любимого человека и ребёнка я себе позволить не мог. Перед отъездом в эту командировку Ники предложил переехать Марии в Гатчину на время моего отсутствия, так у неё с императрицей сложились доверительные и можно сказать дружеские отношения. Через полгода после родов, Маша и Василёк приезжали в Гатчину больше не ко мне, а в гости к императорской семье, и очень часто Васю «нянчил» цесаревич и наследник российского трона Великий князь Александр Николаевич вместе со своим младшим братцем Алексеем. Очень им нравилось возиться с гукающим малышом.

Ники предложил, а Маша отказалась. Поэтому пришлось мне по своим каналам довести до товарищей революционеров, что нападения на мою семью не прощу и отвечу строицей, не жалея никого. Видимо, кто-то мои слова не воспринял серьёзно. Что же, тогда будет как в анекдоте: «Идёт Владимир Ильич по Бейкер-стрит, по последним данным он сейчас должен быть в Лондоне. Идёт, значит, а мимо проходит лондонец с тяжёлой тростью в руке и думает: „Шарахнуть этого картавого по голове, и не будет в России революции“».

– Очень жаль, что господин Ульянов-Ленин не воспринял серьёзно моё предупреждение о жестоком ответе в случае, если с моей семьёй что-то случится. Или до него не довели? – задал я вопрос, не надеясь на ответ.

– Если об этом знаю я, то должен был знать и он. А вы, Тимофей Васильевич, действительно будете мстить? – поинтересовался арестованный.

– Буду, Борис Викторович. Если с Машей и Васильком что-то случится, благодаря социал-демократам, то для начала я уничтожу их центральный комитет. Кто там сейчас? Ульянов, Аксельрод, Ленгник, Мартов и Плеханов. И поверьте, смерть их будет долгой и страшной, – я посмотрел в глаза Савинкова, который вздрогнул и опустил голову.

Я немного помолчал, а потом продолжил, пытаясь удержать, рвущуюся наружу ярость:

– Знаете, Борис Викторович, я уже думал, как казню тех, кто поднимет руку на мою семью. Я их просто посажу на кол. Это, оказывается, просто сделать в обычной комнате, серьёзно говорю, а не шучу. Понимаете, господин Савинков, я тут во время своих похождений на Дальнем Востоке много интересного видел. Одна картинка запомнилась. Хунхузы повеселились с одной семьёй очень затейливо. Взяли табурет, перевернули его и на одну ножку посадили главу семьи, а напротив спина к спине его жену, а ноги у обоих вытянули и привязали к другой мебели с небольшим провисом, чтобы сдвинуться с места было можно, а вот слезть с ножки нельзя. Что же вы голову-то не поднимаете, Борис Викторович?! – я громко хмыкнул. – Так вот, господин Савинков, если у стула сломать спинку, а то наши революционеры-теоретики живут в хорошо меблированных квартирах, он легко сойдёт за табурет. Вместе с Аксельродом насколько знаю, проживает его жена и младшая дочь, и их обоих Павел Борисович очень сильно любит. У Ульянова-Ленина есть Надежда Константиновна, с Плехановым живут Розалия Марковна и две дочки Евгения, да Мария. Есть, где развернуться, у стула четыре ножки, не так ли, господин революционер-террорист?!

– Вы не сделаете этого, – Савинков поднял голову и посмотрел мне в глаза.

– Ой, Борис Викторович, это вы готовы взойти на свою голгофу, если во время вашего теракта погибли невинные люди. Меня «слезой ребёнка» не удивишь, особенно если это касается мести за смерть моих близких. Я казак, обычный казак и мне плевать на вас революционеров и ваше желание сделать мир лучше и чище. Я точно знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет. Будут только реки крови, хаос и разрушения, которые приведут Россию к гибели. Но для меня важны те, кто мне дорог и близок, вот ради них, или мстя за них, я вырежу всех вас и ваших близких, включая детей, которые даже ниже колёсной чеки, переплюнув в этом татар-монголов. Вам это понятно, господин Савинков?!

Пока я горячо произносил свой монолог, задержанный террорист, не отрываясь, смотрел мне в глаза, как будто пытался найти там ответ на какой-то вопрос.

Я замолчал, а бывший друг моей супруги как-то устало произнёс:

– Мне жалко членов ЦК РСДРП. Вы не врёте и сделаете то, о чём говорили. А я ведь предупреждал и Чернова, и братьев Гоц, что наш террор может вызвать такой же ответ. Что найдутся те, кто начнёт мстить, плевав на закон. А те мне не поверили. Жаль я вашей мести не увижу. Было бы интересно.

– Будем надеяться, что мне мстить не придётся. А вам, Борис Викторович, большое спасибо за предупреждение. Клянусь, что я и Маша поможем вашей жене и детям, даже если она будет отвергать эту помощь.

Савинков вздрогнул, и я впервые увидел в его глазах растерянность. Промолчав несколько секунд, тот наконец-то сказал:

– Вот уж никогда не думал, что скажу главному псу самодержца российского спасибо. Извините за аллегорию, Тимофей Васильевич, но вас вместе с вашими людьми в нашей среде только так и называют, и ненавидят. Ещё раз спасибо. Думаю, мы всё поведали друг другу, а больше я ничего не скажу. Как вы произнесли, у меня теперь своя голгофа через пару дней.

Когда Савинкова увели, я задумался над полученной информацией. И чем больше думал, тем меньше она мне нравилась. Владимир Ильич никогда дураком не был. Ни в моём прошлом мире, ни в этом. И тут такое решение – убить мою жену и сына, с учётом того, что я предупредил всех о таких же действиях в ответ. Как мне, кажется, за этим событием торчат уши полковника Акаси – большого мастера политических интриг и тайного противодействия.