Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По - Гарольд Шехтер

В связи с этим не могу не отметить, что в то время, как население города радовалось избавлению от чудовища, мое настроение отличалось подавленностью, если не мрачностью. Частично это объяснялось ужасной смертью Джорджа Таунсенда, героизму которого при спасении сына Карсона также уделялась немалая толика внимания. Мистер Моррис посвятил своему трагически погибшему репортеру первую полосу одного из выпусков «Дейли миррор» и сам сочинил прочувствованный некролог. Хотя знакомство с Таунсендом оказалось кратким и мимолетным, он успел оставить в душе моей самое благоприятное впечатление, которое и пребудет со мною во все дни жизни моей.

Мучило меня беспокойство о состоянии здоровья дорогой моей Сестрички. Легкоуязвимая даже в лучшие времена, под воздействием ужасающих событий, докатившихся и до нашего дома, — смерти от яда собаки Карсона, убийства домовладелицы миссис Уитэйкер, похищения Иеремии… — она совсем завяла, как-то надломилась. Разумеется, она от души радовалась спасению мальчика, поимке убийцы, моему возвращению в добром здравии, но потрясения прошедших дней нанесли непоправимый вред ее самочувствию.

Поэтому я почувствовал громадное облегчение, когда, менее чем через сутки после поимки Джонсона, Кит Карсон и Иеремия появились у нашего порога — и оба весьма неплохо выглядели. Они провели некоторое время в нью-йоркской городской больнице, залечивая телесные повреждения. К счастью, повреждения эти оказались весьма поверхностными. Страшного вида рана на лбу Карсона представляла собою ссадину, кожа на лодыжках Иеремии тоже не сильно пострадала от веревки. Остальные синяки и шишки на крепких, тренированных телах как отца, так и сына не заслуживали даже упоминания.

Иеремия также проявлял все признаки душевного потрясения, и врачи сочли необходимым погрузить его в глубокий восемнадцатичасовой сон при помощи инъекции морфина. Проснулся мальчик в гораздо лучшем состоянии.

Возвращение наших гостей с Запада привело меня в неописуемый восторг. Само их присутствие, как я уже имел возможность убедиться, благотворно сказывалось на состоянии здоровья моей жены, которая сразу же после похорон собаки Карсона слегла и более не покидала постели.

Я не ошибся в своих предположениях. Как только Сестричка увидела мальчика, краска вернулась на ее щеки. Впервые за два дня она покинула постель. Иеремия тоже обрадовался, увидев Вирджинию, и сразу бросился ее обнимать, как обнимал ранее утраченную при столь трагических обстоятельствах родительницу свою.

Поскольку нижний этаж дома хранил тяжкую атмосферу развернувшихся там ужасных событий, мы пригласили Карсона с сыном остаться в нашей квартире. Иеремии для сна отвели кушетку в гостиной, а Карсон, для которого сон и на земле сырой был не в диковинку, вполне мог раскатать свою постель на полу. Разумеется, такое решение подходило лишь в качестве временного, но Карсон, не приемля образа жизни городских обитателей, горел желанием вернуться в родные горы. Миссия его завершилась, запертого в тюрьме Джонсона ожидала неизбежная смертная казнь.

Сестричка, стараясь оттянуть неизбежное, воззвала к отцовским чувствам скаута. Указывая на необходимость дать мальчику оправиться после столь тяжких потрясений, она упросила Карсона остаться еще на недельку.

Нет нужды сообщать читателю, что за время охоты на Джонсона я даже в мыслях не возвращался к своей основной работе, совершенно пренебрегая служебным долгом и обязательствами перед работодателем. Неделя прошла с того момента, когда я покинул редакцию «Ведомостей». Об этом и не преминул напомнить мне мистер Бриггс, владелец журнала. Письмо от него доставили в мой дом около двух часов пополудни в четверг, пятого июня. Посвятив первые строки письма восхвалению моих подвигов, за которыми он внимательно следил, штудируя ежедневную прессу, мистер Бриггс сменил затем тон письма на более прозаический и напомнил, что талант и усердие мои настоятельно необходимы, дабы обеспечить своевременное появление на свет очередного номера нашего журнала, работа над которым застыла на мертвой точке. Далее он, совсем уже прозаически, напомнил, что, как владелец доли нашего предприятия, я должен заботиться о финансовом успехе издания не только ради него, мистера Бриггса, но и ради благосостояния своего собственного семейства.

Вследствие этого напоминания — намека на негативные финансовые последствия моего столь долгого отсутствия — я проникся чувством ответственности и решил немедленно отправиться в редакцию. Хотя день уже клонился к закату, времени для работы оставалось еще достаточно, к тому же рабочий день можно продлить и до позднего вечера. Я ничего не имею против сверхурочных занятий. И уж, во всяком случае, мое появление в конторе уверит мистера Бриггса в моем серьезном отношении к ответственному положению, которое я занимаю в нашем совместном предприятии.

Перед тем как покинуть дом, я нанес на лодыжки очередную порцию бальзамического средства доктора Китреджа. Зуд в ногах хотя и поутих, но полностью еще не исчез, и я решился еще раз прибегнуть к помощи этого чрезмерно ароматного вещества. Окончив санитарную процедуру, я направился в гостиную, где застал мирную, услаждающую взор картину. Путаница занималась рукоделием — трудилась над вышивкой; Сестричка выполняла карандашный портрет Иеремии, восседавшего на ковре со скрещенными ногами и сложенными на груди руками. Шею его снова украшал амулет матери. Карсон, правда, отсутствовал. Покинув дом с утра по каким-то своим делам, он задержался где-то в городе.

Попрощавшись с ближними, я вышел из дому и почти сразу же встретил следопыта, направлявшегося к нашему жилищу со свертками в руках. Я тепло приветствовал его.

— Куда направляетесь, Эдди? — поинтересовался Карсон.

Я вкратце ознакомил его с причиной и целью моей вылазки, сообщив о беспокойстве мистера Бриггса. Затем, указав на свертки, отягощавшие его руки, выразил интерес к их содержимому.

— Да так, подобрал кое-что в городе. По большей части, подарки.

— Подарки?

— Складной нож для Иеремии. Очень неплохой нож. Ему понравится. Для тетушки вашей — зеркало в серебряной рамке. Да зонтик веселенький для миссис По.

— О, Кит, вы очень щедры! Уверен, что Сестричка и тетушка возрадуются.

То, что Карсон не просто взял на себя труд купить для моих дорогих дам подарки, но и проявил понимание специфических женских наклонностей, вполне соответствовало моему представлению о его характере, в котором чисто мужские достоинства уживались с высокоразвитыми чуткостью и деликатностью.

— И для вас есть кое-что, — указал он подбородком на самую громоздкую упаковку. — Шмотки. На Орчад-стрит выбрал.

Сказать, что меня тронуло это проявление внимания, было бы явным преуменьшением.

— Что вы, право, Кит, зачем же, не надо… — забормотал я.

— Надо, надо, — улыбнулся Карсон.

По правде сказать, интенсивность нашей деятельности в последние дни способствовала существенному ухудшению состояния выданной мною Карсону одежды.

Скаут рассказал мне, что в городе он наведался в «Могилу»,[31]поинтересовался ходом расследования дела Джонсона. Посетил капитана Даннегана. Тот поведал, что Джонсон равнодушно относится к своему теперешнему положению, проявляет вызывающую беззаботность, каковую он, капитан, считает показной, неискренней. Джонсон даже нагло заявил, что на виселице ему болтаться не суждено, а полиция еще пожалеет о дне, когда его задержала. В отличие от большинства убийц, поначалу запирающихся и отрицающих свою вину, Джонсон как будто наслаждается злодеяниями и даже бахвалится ими.