Удар кобры - Тимоти Зан

– Ладно, – Линк еще некоторое время изучал его лицо, а потом кивнул. – Ладно. Давай вернемся в комнату для отдыха и узнаем, что происходит.

– Конечно. – Вернуться в комнату для отдыха, где их будет ждать Джошуа… Но Пайеру вовсе не обязательно говорить ему, что брата его уже может не быть в живых. Во всяком случае пока.

Крепко привязанный ремнями к страшно неудобному стулу для допросов, Ринштадт не спускал глаз с двери, за которой скрылись его следователи. Объективы камер были сфокусированы на нем, поэтому он постарался придать своему лицу безразличное выражение.

Но сделать это оказалось не так-то легко. Допрос был жестоким и велся на повышенных тонах. И Марк испытал немалое облегчение, когда четверо квасаман внезапно отключили бьющий в глаза ослепительный свет и вышли из комнаты. Но по мере того, как продолжали тянуться минуты и у него уже было достаточно времени, чтобы собраться с силами, их продолжительное отсутствие стало с каждой секундой казаться все более зловещим. Что такое особенное могли они готовить для него, что отняло у них уже более получаса? Шоковую обработку? Акустическое воздействие? А может быть, и нечто более кошмарное и ужасное, как, например, медленное расчленение? От этой мысли у него засосало под ложечкой. Рискнуть своей жизнью и умереть мгновенно ради того, чтобы получить возможность увидеть Квасаму, он еще был готов. Но медленная и мучительная смерть не входила в его намерения, а о технологии Авентайна он знал гораздо больше, чем ему хотелось бы рассказать им.

Без предупреждения дверь распахнулась, и Ринштадт, несмотря на предпринятые старания, все же вздрогнул. Внутрь вошли двое из четырех следователей и подошли к нему. Некоторое время они молча обозревали его, Ринштадт с трудом заставил себя не отводить от них взгляд. Потом также без слов они наклонились и стали отвязывать его.

Ну вот, оно началось, – подумал Ринштадт и собрался с духом. Камера пыток была уже подготовлена, и теперь ему предстояло узнать, что же они придумали.

Квасамане закончили свою работу, и как только Ринштадт разогнул ноги и поднялся, они повернулись и вышли. Дверь шумно захлопнулась, и он снова остался один.

Его одурманенному мозгу это действие показалось совершенно бессмысленным. Но времени для недоумений они ему не оставили.

– Ринштадт, – прогремело из невидимого динамика, – твои компаньоны договорились о твоем освобождении. Тебе позволят поесть и попить, а потом отвезут на окраину города.

С громким щелчком динамик умолк. Одновременно с этим внизу двери открылась щель, и внутрь втолкнули дымящийся поднос.

В этом тоже он не видел никакого смысла. Что, интересно, стоящее могла предложить «Капля Росы», что квасамане сочли адекватным обмену на жизнь Ринштадта? Но при виде еды в его смятенном мозгу промелькнула другая очевидная мысль.

Яд. Похлебка и ягодный сок отравлены, и очень скоро он скажет все, о чем его только не попросят, чтобы получить вожделенный антидот. А может быть, его и в самом деле выпустят, но он, прежде чем авентайнцы успеют очистить его систему, все же умрет, и это будет финальный акт мести квасаман?

В животе у него забурчало, напоминая о том, что после обеда в Харисиме у него во рту не было ни крошки. С тех пор прошла целая вечность, а при более серьезном размышлении от отравления, на его взгляд, сильно разило мелодрамой.

Снова его желудок дал о себе знать. А что, если он просто откажется от еды? Если еда безвредна, вероятно, ничего не произойдет, пожалуй, за исключением того, что он по-прежнему будет голоден. Но, если она отравлена, они могут прийти и затолкать ее в него.

Подойдя к подносу, он поднял его с пола и осторожно понюхал содержимое миски и кружки. До этого во время поездок контактной команды он уже неоднократно пробовал и похлебку и сок. И то, и другое, насколько он помнил их запах, пахло, как обычно. Некоторое время он продолжал бороться с искушением, но если это действительно был шанс обрести свободу, не стоило подвергаться даже минимальному риску.

– Благодарю, – сказал он скрытому микрофону и поставил поднос на прежнее место на полу, – но в настоящий момент я не голоден.

Он затаил дыхание. Если голос квасаманина покажется ему рассерженным или разочарованным…

– Очень хорошо, – просто отозвался тот. Щель снова открылась, и Ринштадт увидел, как чья-то рука подхватила поднос и убрала с глаз.

Поблескивающая рука.

Рука, облаченная в хирургическую перчатку.

Крышка, закрывающая щель, вернулась на место, а Ринштадт снова подошел к стулу, чувствуя, как его прошиб холодный пот. Несомненно, яд присутствовал, но только не в еде, а на подносе. Смешанный с веществом, улучшающим кожное всасывание, он был распылен по подносу.

И теперь он был на его руках и в крови.

Марк сел, ноги от эмоционального напряжения дрожали. Но ведь его освобождали, зачем могла понадобиться такая изощренная увертка, если яд входил составной частью в процедуру допроса? Освобожден, но в то же время убит. Мелодраматично ли, по-варварски ли, но они искали способ отомстить.

Был ли хоть какой-то шанс выбраться отсюда живым? Возможно, но при условии, что квасамане рассчитали дозировку таким образом, чтобы об их коварстве стало известно только тогда, когда «Капля Росы» будет уже достаточно далеко. Но как далеко? Пройдет час или два? А может быть и все двадцать?

Узнать об этом не было никакой возможности. Но сам факт, что он знал о том, что отравлен, давал Телек и медицинским приборам на корабле максимальное время для распознания использованного против него яда и выведения его из организма.

Давайте же, – стал он про себя умолять «Каплю Росы», – заберите меня, черт побери, поскорее отсюда. А пока, бессильно обмякнув на стуле, он намеренно замедлил дыхание. Чем медленнее будут протекать процессы метаболизма, тем медленнее будут ткани его организма поглощать токсины.

Ему оставалось только ждать.

Отчетливое завывание гравитационных подъемников, еле улавливаемое даже его слуховыми усилителями, наконец вывело Юстина из состояния сна. Некоторое время он продолжал неподвижно лежать в высокой траве, стараясь сориентироваться и дать волю горьким воспоминаниям. Потом осторожно поднял голову.

От этого движения сквозь стиснутые зубы против его воли вырвался шипящий звук. Он забыл о том, что все его тело ныло от боли. Но зрелище в северной части небосклона отодвинуло все другие размышления на второй план. На фоне мерцающих звезд ночного неба Квасамы был еле различим красноватый овал движущегося объекта.

Это была «Капля Росы».

Целую минуту, сжав зубы, чтобы не закричать, он всматривался в туманный образ. Они улетели. Без него. А также без Серенкова и Ринштадта? Вероятно. Узнать об этом наверняка он не мог; но ведь Телек рассчитывала на него, надеялась, что он сумеет освободить их, а его провал очевидно значил, что все они были брошены на произвол судьбы.

Брошены на произвол судьбы.