Ведьма и князь - Симона Вилар

Старики твердили, что вернулись прежние времена, что темная сила вновь вышла из чащ, и потому надо... Что надо было? Прежде звали волхвов. Но ведь волхвы сейчас были тут!

Родовичи потребовали, чтобы Стогнан повлиял на кудесников, заставил побороть зло. Но у Стогнана были свои догадки. Странное заподозрил староста: не было бед в селище, пока не пожаловали сюда эти волхвы. Не их ли работа?

Но разве скажешь о таком? Разве посмеешь? Однако делать что-то надо было, и Стогнан, позвав волхвов-ведунов, стал спрашивать: они целыми днями творят свои заклинания, а нежить пуще прежнего лютует. Чем это объяснят мудрые волхвы?

– Нам кто-то крепко мешает, – был ответ. – И мы догадываемся, кто это. Ваша добрая целительница Малфрида чует, что мы близко, и обороняется. Думаем, ее чарами и наслано на селище подобное бедствие. Не верите?

Молчание. Потом кто-то все же осмелился сказать, что раньше она такого не вытворяла.

– Что ж, тогда вы сами должны разделаться с нежитью, а мы беремся помогать вам.

Но люди только еще больше робели, твердили, что испокон веков именно ведуны успокаивали нежить. Вот и жались родовичи по углам, косясь на волхвов недовольно. А что поделаешь? Все видели, что те плетут чародейство, сидят, собравшись в круг, бормочут что-то напряженно, даже пот течет. Но почему-то не ладится у них. А тут нежданно-негаданно пришли в Сладкий Источник охотники из соседнего рода. Сперва только подивились, отчего это тут все по избам отсиживаются, но лезть в чужие дела не стали, сами же поведали про падеж скота в своем селище да начали намекать, чтобы помогли им соседи, одолжили бы или выделили за плату скотину для людей. Сладкий Источник – богатое селище, тут почти у каждого скотина имеется, да и общественная есть. Отчего же не сочувствуют соседям? Пока им объясняли, что к чему, один из гостей, которого не успели предупредить, вышел по малой нужде за порог. И только завопил страшно, когда на него вдруг накинулись черные навьи, стали рвать когтями, грызть острыми зубами. Утром на его тело и поглядеть было страшно. Но ночью он встал и принялся звать своих. Против его зова устоять было невозможно, а так как пришлых не больно-то и удерживали, то двое пошли на зов. И все...

Тогда Стогнан, не надеясь больше на ворожбу волхвов, велел людям заострять осиновые колья.

– Биться будем. Огнем отгонять, осиной колоть. А если волхвы не помогут...

– Мы поможем, – сказал за остальных Маланич. – Мы с вами будем обороняться от нежити. Не так и проворны эти неживые, можно их одолеть. Но учтите: если затянете время, если не совладеем с ними быстро, то с каждым днем нелюдей и духов злобных будет становиться все больше и больше. Так что и впрямь пришла пора показать вам себя. Ну, а мы рядом будем, станем заклинаниями ослаблять силу мертвых, а вам светить особым светом. А потом... Сами все поймете потом.

На том и договорились. И когда взошла луна на морозном небе, когда полился ее необычайно ясный свет (или это и вправду кудесники освещали все?), Стогнан первым шагнул за порог, замахнулся горящим факелом в жутко хихикавшего мертвого мальца, пытавшегося наскочить на него, вонзить острые белые клычки. Однако Стогнан еще не потерял былой сноровки, и маленький упырь только заскулил, когда его опалило пламенем, а тут и один из сыновей старосты подоспел, так проткнул острым колом, что мертвый малец был пригвожден к земле, как мякоть хлебная ножом.

Первая победа придала сил. А вскоре и Мокей отличился. Собственного батюшку пронзил осиновым острием, едва тот подошел к порогу. И давил на него, пока разложившийся мертвец мотался, пригвожденный, обдавая сына смрадом могилы, стекая гнилым мясом на хрустящий снег.

Еще заметили, что, пока люди наступают на упырей, прочую нежить словно ветром относит: пушевики, те вообще в прах рассыпаются, навьи темным пеплом падают на землю. Это уже волхвы оборонялись чародейством. Но и они не смогли помочь, когда мертвая родовичка прыгнула на спину собственного мужика, вцепилась в него, утробно урча. Так и пришлось проколоть их вместе: упыриху и ее живого мужа.

Еще и светать не начало, когда люди стали замечать, что никто на них уже не нападает.

– Хорошо управились, – спокойным ровным голосом произнес Маланич. Потрогал ногой пронзенного упыря из погубленных пришлых. – Так, а теперь не медля следует предать их тела огню, чтобы ясный день не поганить тем, что ночь темная явила.

Родовичи тут же с готовностью побросали тела упырей в кучу, потом завалили хворостом и подожгли. Дым стал подниматься смрадный и густой. Люди смотрели на него, и никто не заметил, как Маланич отступил туда, где в стороне стоял Пущ.

– Достаточно ли в тебе силы? – спросил. И когда тот согласно кивнул, приказал: – Насылай морок!

Пущ медленно поднял руки, стал нашептывать слова колдовского наваждения. И люди закричали, увидев, как в клубах дыма стало проступать призрачное лицо женщины. Как искажалось и смеялось возникшее видение, как мерцали провалы глаз. И лицо это... Видимо, вышло у Пуща припомнить лицо колдуньи Малфриды, так как по рядам собравшихся прошел невольный ропот.

– Малфрида это! – первой воскликнула Простя и тонко заскулила, хватаясь за обереги.

Имя знахарки тут же стало передаваться из уст в уста, люди отступали, глядя на гаснущее в дыму видение, прижимали к груди охранительные знаки, моля пращуров оградить от ведьмы.

– Теперь вы поняли, кто насылал на вас все беды! – громко воскликнул Маланич.

Дым все еще клубился, но уже не было никакого изображения. Люди вокруг молчали, и стало как-то пронзительно тихо. Но это была недобрая тишина.

В ночь полнолуния ударил такой лютый мороз, что заснеженные деревья тихо потрескивали в своем зимнем сне. Но все же было так красиво!

Малфрида, накинув теплый кожушок, а на голову любимый красный пуховый шарф, вышла на полянку перед избушкой и замерла, очарованная. Какая огромная ясная луна! Как переливается и блестит все в ее серебристом млечном свете! После сырости и туманов мороз и снег превратили все в сказочное царство. Весь мир был белым, и ветви под тяжестью снега походили на пушистые шкурки горностая; другие, более тонкие, казались узорчато колючими от плотного инея; стволы поблескивали серебром. Каждый куст подлеска был украшен ажурным кружевом, некоторые напоминали ледяные снопы разлетавшихся искр. И повсюду под лунным сиянием сверкал и переливался нетронутый мягкий снег, затемненный голубоватыми тенями от переплетенных заиндевевших ветвей.

Малфрида глубоко вздохнула, выпустив густое облачко пара. Было очень холодно, впервые так холодно за эту гнилую слякотную зиму. Нависавшее небо искрилось холодными колючими звездами, исчезавшими от слепящего света луны, но только ярче вспыхивавшими над кронами белого леса. Какая тишь! Малфрида ощутила почти праздничное успокоение в душе. И это было хорошо, если вспомнить, как мучили ее в последнее время дурные видения, как просыпалась она от неведомого страха, даже мерещилось рядом чье-то колдовство. Откуда бы ему тут быть? Малфрида заставляла себя успокоиться, убеждала себя, что просто страшно устала, с тех пор как взялась удержать в округе превращавшегося в оборотня Учко. Стогнан пообещал проследить, чтобы никто не ходил к ней в эти дни, не тревожил, а заодно и не проведал о том, что здесь творится колдовство. Поэтому Малфрида провела последнее время почти спокойно. Если можно назвать спокойными эти странные ощущения, которым она не могла дать названия, но которые вселяли в ее душу непонятную тревогу. Взявшись за обращение оборотня, она и не подозревала, как трудно будет управлять наполовину озверевшим волколаком. Хорошо еще, что его людская сущность была очень простой, и если по ночам душа Учко корчилась и рвалась, то днем, когда сын старосты становился обычным парнем, навеять на него наваждение и подчинить себе не составляло особого труда. И все же Малфрида уставала. Да и в успех особенно не верила. Однако побороться с темной силой оборотня ей было занятно. Это куда интереснее, чем просто врачевать или стряпать у очага. А вот колдовать, выпускать силу… До чего же ей нравилось быть ведьмой!