Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Пайпс

В июне, пока еще находясь у власти, Бела Кун сделал попытку организации переворота в Вене, использовав для этих целей проживавшего в Будапеште юриста Эрнста Беттельхейма, которого щедро снабжал фальшивыми банкнотами. Однако единственным свершением венских коммунистов стал поджог здания австрийского парламента.

Таким образом, три попытки устроить революцию в Центральной Европе, причем предпринятые в то время, когда для этого, казалось, были все условия, закончились провалом. Москва, приветствовавшая каждую из них как начало «мирового пожара», не жалела ни денег, ни агентов. Но результатов это не принесло. Европейские крестьяне и рабочие оказались сделаны совсем из другого теста, нежели их российские собратья. Можно, конечно, объяснять провал коммунистов отдельными тактическими промахами; главная же причина неуспеха коренилась в бессмысленности попыток перенести российский опыт на центральноевропейскую почву. «Ленин имел совершенно неверное представление о психологии рабочего класса в Германии, Австрии и Западной Европе. Он не понял традиций местных социал-демократических движений, их идеологии. Ему не удалось постичь действительного равновесия сил в этих странах, и потому он обманывался не только относительно скорости революционного процесса, но и относительно самого характера революций, когда… они стали происходить в странах Четверного Союза. Ленин считал, что они станут следовать тем же путем, что и большевистская революция в России; что левое крыло лейбористского движения отколется от социал-демократических партий и превратится в партии коммунистические, которые затем, в процессе революционной борьбы, вырвут главенство над рабочим классом из рук социалистических партий, свергнут парламентскую демократию и установят диктатуру пролетариата»19. В действительности попытка осуществить социальную революцию в Европе привела к противоположным результатам: коммунисты были дискредитированы, на первое место выдвинулись национал-экстремисты, эксплуатировавшие ксенофобию, подчеркивая роль иностранных деятелей, особенно евреев, в возбуждении общественных беспорядков. В Венгрии падение режима Белы Куна привело к кровавым еврейским погромам, а в Германии инициированные коммунистами мятежи дали основание для антисемитской пропаганды, которую активно вело нарождающееся национал-социалистическое движение. Трудно даже представить, как в Европе периода между двумя войнами столь бросающийся в глаза правый радикализм мог бы расцвести пышным цветом без страха перед коммунистами, впервые возникшего во время путчей 1918–1919 гг.: «Основным следствием данной ошибочной политики был заразивший правящие классы Запада и большинство среднего класса страх перед призраком коммунизма. В то же время большевизм предложил удобную модель контрреволюционной силы, которой стал фашизм»20.

* * *

К весне 1919 г. коммунистическая деятельность за рубежом стала более организованной и приняла формальные очертания — возник Коминтерн. Новому Интернационалу предназначалась роль боевого авангарда, который должен в мировом масштабе исполнить то, что большевики совершили в России. Задачи эти были определены в резолюции: «Коммунистический Интернационал ставит перед собой цель: бороться всеми средствами, даже силой оружия, за свержение международной буржуазии и создание международной советской республики»21. Попутно перед ним ставились и оборонительные задачи: предотвращение «крестового похода» капиталистов против Советской России, в частности настраивание «масс» за рубежом против интервенции. Как мы сказали раньше, свою оборонительную задачу Коминтерн выполнил гораздо более успешно, нежели наступательную.

Первый год своего существования (1919–1920) Коминтерн все свои силы обращал на борьбу с социал-демократией. Ленин считал, что поход против «буржуазного» строя требует дисциплинированных кадров из рабочих и вожаков, объединенных организацией, подобной российской партии большевиков. Таких кадров в Европе насчитывалось немного, поскольку социалистические и тред-юнионистские организации изобиловали «ренегатами» и «социал-шовинистами», сотрудничавшими с «буржуазией»: отсюда вытекала необходимость расколоть социал-демократическое движение и оттянуть от него собственно революционный элемент. Особенно это касалось Германии, страны, занимавшей в ленинской стратегии центральное место, поскольку там существовал самый развитой рабочий класс и самое организованное социалистическое движение в мире. Как мы увидим, большевистское руководство готово было пойти на сотрудничество с наиболее реакционными, крайне националистическими элементами в Германии, чтобы подорвать социал-демократическую партию в этой стране. Говорили, что Карла Каутского, этого Нестора немецкой социал-демократии, Ленин ненавидел даже больше, чем Уинстона Черчилля22.

Создать новый интернационал Ленин решил еще в июле 1914-го, когда Второй (Социалистический) Интернационал нарушил свое обещание выступать против войны. Некоторые черты того, что впоследствии стало Коминтерном, можно усмотреть еще в «левой оппозиции» на Циммервальдской и Кинтальской конференциях (1915–1916), где Ленин и его приспешники сделали не вполне удачную попытку перетянуть выступавших против войны социалистов от пацифизма к программе гражданской войны23.

Несмотря на то что вопрос о формировании нового Интернационала в большевистской России был делом решенным, в течение первых полутора лет после прихода к власти у Ленина оказалось много отвлекших его внимание неотложных дел. В течение этого периода предпринимавшимися время от времени попытками наладить подрывную деятельность за рубежом руководил Комиссариат иностранных дел, в котором для этих целей были созданы под управлением Радека специальные иностранные филиалы. Кадры для работы в них подбирались весьма случайным образом. Как вспоминала работавшая секретарем Коминтерна в 1919 г. Анжелика Балабанова, «практически все они попали в Россию в качестве военнопленных. Большинство их вступило в партию недавно, благодаря связанным с членством льготам и привилегиям. Практически никто из них не поддерживал до того контактов с революционным или рабочим движением у себя в стране, не имел ни малейшего представления о социалистических принципах»24.

В конце Первой мировой войны эти агенты, снабженные крупными суммами денег, засылались под прикрытием дипломатической неприкосновенности в дружественные Германию и Австрию, а также в нейтральные Швецию, Швейцарию и Нидерланды для установления контактов и ведения пропаганды. Джон Рид сообщал, что в сентябре 1918 г. Комиссариат иностранных дел содержал 68 агентов в Австро-Венгрии и «значительно больше» — в Германии; неопределенное количество их было также во Франции, Швейцарии, Италии25. Для тех же целей Комиссариат использовал персонал Красного Креста и репатриационных миссий, направленных в Центральную Европу после подписания Брест-Литовского договора для переговоров о возвращении русских военнопленных.

В марте 1919 г. ответственность за подрывную деятельность за рубежом переложили на Коммунистический Интернационал. Непосредственным стимулом к созданию новой организации послужило решение Второго (Социалистического) Интернационала провести в Берне первую послевоенную конференцию. Дабы перехватить инициативу, Ленин в спешке созвал Учредительный конгресс собственного Интернационала, состоявшийся в Кремле 2 марта. Вследствие того, что транспортные и коммуникационные трудности воспрепятствовали установлению прямой связи с потенциальными сторонниками этого начинания за рубежом, конгресс превратился в фарс: большинство делегатов оказались либо членами русской Компартии, либо проживавшими в России и не представлявшими никаких зарубежных организаций иностранцами. Из 52 делегатов от 35 компартий только пятеро прибыли из-за рубежа, и всего один (немец Гуго Эберляйн-Альбрехт) имел официальный мандат своей организации[93]. Аптекарю Борису Рейнштейну, российскому уроженцу, возвратившемуся на родину из США, чтобы оказать помощь революции, и выступавшему в качестве «представителя американского пролетариата», засчитали пять мандатов, хотя он представлял исключительно себя самого. Все это напоминало знаменитый исторический эпизод, когда во время Французской революции группу проживавших во Франции чужеземцев нарядили в национальные костюмы различных народов и привели на заседание Национального Собрания в качестве «представителей Вселенной»[94].