Целуй и танцуй. В поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

Я сбросила с себя пижаму и впервые за три дня приняла душ. Надо же, как, оказывается, приятно смыть с себя запах блевотины. Замаскировала следы усталости огромным количеством косметики (здесь пришлось приложить немало усилий), надела ярко-голубое платье. О черном не могло быть и речи — я не должна себе позволить походить на сицилийскую вдову. Перед уходом я взглянула на себя в зеркало. Отлично! Я произвожу впечатление вполне здорового человека. Отражение в зеркале убедило меня, что я потрудилась неплохо. Но пока я тащилась к лифту, ноги у меня стали подкашиваться. А это лишь доказывало, что со мной еще не все в порядке. Неужели ходить всегда так трудно? Стоит полежать без движения, и тогда понимаешь, какие усилия требуются, чтобы перенести тело из одного места в другое. И это даже в туфлях без каблуков. Зайдя в лифт, я нажала кнопку первого этажа. Кабина резко ухнула вниз. Как хорошо, что желудок мой был абсолютно пуст, иначе бы меня непременно вытошнило. «Соберись!» — приказала я себе, выходя из здания и слабо улыбаясь Сальваторе. Он тут же бросился ловить мне такси — судя по его реакции, вряд ли я выглядела настолько уж здоровой. Однако мне непременно нужно было не только попасть в «Тассо», но и уладить все эти не терпящие отлагательства дела.

— Мой Гато, как же я по тебе скучала! — промурлыкала я и взмахнула ресницами (я не пожалела на них туши, чтобы хоть немного компенсировать ущерб, нанесенный моей внешности днями недомогания). — Я болела. Никогда за всю свою жизнь мне не было так плохо, — сказала я и надула губки (их я густо намазала помадой, цвет — «соблазнительный красный, номер пять», обычно я приберегаю ее для выступлений.)

— Да? А по тебе не скажешь…

Черт… Наверное, не следовало тратить столько косметики. Она лишила меня нужного количества сочувствия, на которое я так рассчитывала.

— Послушай, дорогой мой! У меня потрясающие новости. Я бы и раньше рассказала тебе, но чувствовала себя отвратительно (лишний раз подчеркнуть свое нездоровье). Знаешь Наталию Карбаджал? В общем, она предложила мне станцевать в «Виеджо Коррео». И я тотчас вспомнила о тебе! Сказать по правде, я даже поставила условие: «Я согласна танцевать, только если в паре со мной будет Гато». «Вы сможете заполучить для нас Гато?»

— Правда?! — Он разразился довольным смешком.

— Мой Гатито ведь будет танцевать, верно? — Надеюсь, отчаяние в моем голосе звучало не слишком заметно.

— Когда? — спросил он.

Вот тут мы подошли к самому щекотливому моменту!

— Завтра. В четыре. — Надеюсь, нетерпение в моем голосе было не слишком заметно.

— Завтра? В четыре дня? — Он будто хотел сказать: «Должно быть, ты шутишь».

— Понимаю, ты узнаешь об этом в самый последний момент, милый, но… — Мне никак не удавалось подобрать веский довод. — Там будет пресса, — озарило меня. Хоть бы представители прессы и в самом деле там появились!

— Ты сказала, пресса? — Похоже, рыбка заглотила наживку!

— Абсолютно точно! И даже «Соло танго». — В порыве вдохновения я пустилась во все тяжкие.

— Приду, — кивнул он.

— Фантастика! — искренне радостно воскликнула я. Надеюсь, облегчение в моем голосе было не слишком заметно.

Моя миссия увенчалась успехом. Мне хотелось лишь одного: оказаться дома и лечь. Как же кружится голова, если долго находишься в вертикальном положении!

22 ноября 2000 года

Мне повезло: пресса действительно была. Нет, позвольте, не так: к несчастью, там была пресса. И самый провальный за всю мою карьеру момент был запечатлен множеством фотокамер. (Во всяком случае, хочется надеяться, что этот момент в моей карьере — действительно самая большая неудача.)

Мой желудок словно связали в миллион узелков. Я еще не оправилась от всех своих треволнений, да еще это свалившееся на меня нездоровье. Хуже трудно было придумать. Если желудок завязать в узелки, он превращается в настоящую газовую камеру. Вам доводилось танцевать, стараясь не выпустить невзначай газы? Поверьте, это практически невозможно.

Моника пообещала, что поможет мне с прической. И явилась без пяти четыре. В любом фильме о шоу-бизнесе, которые я видела, все всегда делается в последний момент: вокруг царит хаос, все в панике до самой последней минуты — как вдруг происходит чудо, все разрешается и выступление проходит чудесно.

К сожалению, мы не снимались в кино.

— Плевать на прическу, Моника, у нас уже нет времени! — металась я у зеркала в дамской комнате. — Помоги мне быстро сделать обычный пучок!

— Глупости! Ни одно шоу никогда не начинается ровно в то время, которое указано в программе! — заявила она, выливая мне на голову воду. И именно в тот момент я услышала, как Наталия Карбаджал объявляет наш выход, а затем громкие аплодисменты.

— Господи! — взвизгнула я (по-английски), с перепугу выбежав прямо под лучи софитов. Вода с моих волос, наполовину собранных в пучок, наполовину распущенных, стекала по лицу, размазывая тушь.

Пресса повела себя профессионально. Что касается миллиона узелков в моем желудке, они по-прежнему там. И я сомневаюсь, что когда-нибудь развяжутся.

10 декабря 2000 года

Прошел уже год с того дня, как Фернандо де ла Руа был избран президентом. Я помню гул одобрения, доносящийся отовсюду, будто все происходило вчера. Сегодня восторги поутихли, уступив место совершенно другим эмоциям.

Это повторяется каждую среду, вечером. Громкий, очень громкий, ритмичный барабанный бой, в котором звучит протест, и крики «bronca» наполняют улицу. Демонстрации начинаются, словно по расписанию, ровно в час дня. Пожалуй, это единственное, что в этой стране происходит вовремя. На время моя квартира превращается в рупор, усиливающий недовольство протестующих.

Говорят, сейчас проходит забастовка против безработицы. Забавно, что, когда Менем все еще стоял у власти (и безработица была тогда на пике, достигнув восемнадцати процентов), среда не отличалась для меня от любого другого дня недели. Вам не кажется, что это свидетельствует об одном любопытном факте, а именно: профсоюзы, организующие протесты, связаны с партией перонистов (точнее, с партией Менема)? Вопрос риторический, ведь демонстрации стали проводиться с момента избрания нового президента. Изначально было ясно, что так просто управлять страной ему не позволят.

Помимо того, во что акт саботажа превратил Аргентину, я тревожусь еще и о том, что он творит со мной. Он сводит меня с ума! Как, спрашивается, я могу отдохнуть, когда за окном такой шум? А если я не смогу расслабиться, как, скажите, мне удастся вынести пытку, известную как упражнения по растяжке? Я надеялась, что демонстрации спустя какое-то время приведут хоть к какому-то результату, однако непохоже, что подобное когда-либо произойдет. Похоже, по средам мне придется уходить куда-нибудь подальше, чтобы терпеть свою жуткую боль в тишине и спокойствии.

15 февраля 2000 года