Коллекция нефункциональных мужчин. Предъявы - Наталья Рубанова

— Может, — ответил Голос.

— Ну, вообще, дела… — не поверила Анфиса. — Но ведь, — она на секунду задумалась, — раз то, чего нет, может чувствовать и слышать, значит, оно есть!

— Хватит софистику гнать, — остановил Голос рассуждения Анфисы. — Все явления — твой глупый разум, а разум в идеале пуст, нерожден и бесконечен. Стремись к этому.

Анфиса как-то очень тяжело вздохнула и сказала:

— Задолбалась я к этой Пустоте — и так далее — стремиться. Да и зачем? Я живу мигом.

— Вот именно, мигом. Один миг. А так будешь жить целую вечность, — убедительно произнес Голос.

— А на фига мне эта ваша вечность, спрашивается, раз вся вечность — сплошной миг?!

— Пока ты окончательно не примешь форму или бесформенность и не успокоишься, разговор продолжать бесполезно. Я и так с тобой сколько вожусь, а ты все ни жива, ни мертва.

— Это точно, — согласилась Анфиса и добавила: — Только еще не факт, что я такой не родилась.

— Сумев уничтожить страсти, ты вспомнишь прошлые жизни. Затем у тебя появятся сверхъестественные силы, зрение, слух, к тому же ты сможешь читать чужие мысли, — говорил Голос.

— А на фига мне сверхъестественные силы и чужие мысли? Со своими бы разобраться.

— У тебя карма неотмытая. Твои мысли на протяжении многих кальп привыкли к не совсем благовидным поступкам, поэтому теперь так сложно.

— Послушайте, а если человек ни жив, ни мертв — ну, как я, короче, может его вообще в покое оставить? — спросила Анфиса с надеждой.

Голос нахмурился:

— Людей вообще нельзя в покое оставлять.

— Почему? — пропела вместо Анфисы гр-ка Уфы Рамазанова, а потом вот так: — Ну почему? Ла-ла-ла…

— По кочану, — подытожил Голос, — теперь тебя только твой нищий принц доделает.

— В каком смысле доделает? — не поняла Анфиса.

— В прямом, — тихо ответил Голос. — Поцелует, как спящую княжну. Ложись тогда в гроб хрустальный.

— Не хочу я в гроб, — засопротивлялась Анфиса, но тут же оказалась в нем — красивом, переливающемся всеми цветами радуги, и ни жива, ни мертва, приготовилась к поцелую, который оживит — или наоборот.

— Как я выгляжу? — спросила Анфиса Голос, на что тот только покачал головой: «Ты неисправима.», — и Анфиса крепко-крепко заснула, выпадая в ментальный осадок.

Анфиса лежала в своем гробу, лежала, а потом от скуки начала раскачиваться. «Как бы не разбился, — подумала она, замедлив движение. — Хрустальный все-таки… Как большая рюмка без ножки…» Потом услышала и увидела себя как будто со стороны — в розовом платье из китайского шелка, купленном с Гитой во французском бутике на Невском. Та Анфиса, которая не лежала в гробу и источала аромат безмятежности и сандала, была, кажется, только что из салона красоты, где посетила не меньше трех залов, включая солярий.

— Ух ты, — удивилась Анфиса, лежащая в гробу до такой степени, что даже перестала в нем раскачиваться. — Неужели это я?

— Ты, а кто же, — усмехнулась Анфиса в розовом. — К тому же редкостная ты дура.

— Я — дура? Ну, допустим, — ответила из гроба Анфиса. — Только, пожалуйста, поподробнее.

— Она еще спрашивает! — топнула ножкой в атласной туфельке Анфиса в розовом. — Лежит себе неизвестно сколько и в ус не дует, все какого-то нищего принца ждет. Сказки Пушкина это все, как теорема Ферма — доказано. Неужели ты действительно так глупа?

— Теорема Ферма как раз не доказана, а я вообще офигела… — сказала та Анфиса, которая лежала в гробу.

— Ты мне на жалость не дави, — нахмурилась Анфиса в розовом. — Офигевших — полно, а ты одна, и сейчас скажешь то, что давно знаешь, но никак не можешь почувствовать.

— Меня никто никогда не сможет разбудить, кроме меня самой, — неуверенно, почти по слогам, произнесла ни живая, ни мертвая Анфиса.

— Только когда тебе станет уютно ТАМ, — Анфиса в розовом больно ткнула Анфису, лежащую в гробу, острием прозрачного зонтика в плечо, — будет уютно ТУТ, — и показала на окружающие предметы живой и неживой природы.

— Я, может, и дура, но уж об этом-то ты могла бы и не говорить, — обиделась Анфиса из хрустального гроба.

— Имею право, — Анфиса в розовом посерьезнела и взволнованно прошептала: — Ну, с богом.

В тот момент Анфиса ощутила, что в ее мозг влили очень много чего-то едва ли безалкогольного; по телу пробежала дрожь, зрачки расширились, а потом хрустальный гроб и Анфиса в розовом исчезли.

— Эй! — окликнула ее Анфиса, но даже эхо стало ленивым.

«Ладно, ладно, еще посмотрим, кто кого», — Анфиса отряхнулась и надела джинсы и футболку, купленные «на всякий» в бутике. Французские джинсы оказались впору, а футболка немного велика, но Анфиса не думала об этом, уже танцуя по лезвию бритвы. Это были ее любимые танцы еще с доинститутских, а, может быть, даже и докальповских времен. Она была пластична и естественна, как может быть пластична и естественна молодая волчица. Анфиса распустила волосы, чтобы не видеть, как капает кровь с пяток на лезвия: лезвия очень напоминали гильотину, к тому же весьма усовершенствованную в процессе интеграции странами-союзниками, но Анфисе плевалось и на это. Она двигалась легко и изящно, как Русалочка, потерявшая голос, во дворце принца; жесты представляли собой печальную и в то же время радостную пантомиму. Лицо Анфисы не выражало абсолютно ничего, кроме облегчения и небывалой дотоле уверенности в себе, а потому глаза блестели, а губы сдержанно улыбались. И только кровь, стекавшая с пяток на лезвия и капавшая в пространство, напоминала о том, что не все закончилось, и миллионы среднерусских ежедневно ходят на работу, платят налоги, ждут выходных, чтобы отоспаться и потереть пемзой больную мозоль.

— А-у-у-у! — взвыла про себя Анфиса. И именно потому, что она не рассчитывала быть услышанной, ее услышали.

Она как раз присела у краешка лезвия, перестав ждать, хотеть и мечтать о чем-либо. А когда это периодически случалось, появлялся Небезызвестный.

Он продолжил традицию. Анфиса, взглянув на него, подумала: «Когда я стремилась к нему, ничего не получалось. Как только перестала… — вот он, собственной персоной, и даже в новых ботинках. И что люди за странные существа?» Потом она подумала по-другому: «А уверена ли я, что он мне нужен?» При этой мысли Небезызвестный стал как будто отдаляться, но неуверенно, и Анфиса снова подумала: «Нет, не нужен». Тогда Небезызвестный снова приблизился, и Анфиса испугалась: «Неужели я могу управлять всем, стоит только подумать наоборот, и…» — она решила не развивать мысль и стала повторять мантру Авалокитешвары, хотя, с таким же успехом могла бы повторять таблицу умножения.

Тем временем Небезызвестный посигналил ей из машины:

— Анфиса-а-а!! Живая… Садись быстрей, — сказал он, приоткрывая дверцу.

— Ты откуда взялся?