Песнь ветра - Константин Гуляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повинуясь его рассеянному взгляду, шлем услужливо приближал нужные объекты: постройки, людей, поля. Мятежные жители взбунтовавшейся планеты абсолютно не выглядели таковыми – знай махали своими палками средь ровных шеренг кустов и в ус не дули.
Мотыгами. А кусты – это крипсы.
Крит вздернул брови: что за неуставные мысли? Какие еще крипсы?…
Крипсы едят. Их окучивают мотыгами. Окучивают, чтоб росли лучше.
Ошарашенный хозяйственник с веселым изумлением подождал еще каких-то дельных мыслей, но подробности аборигенской культуры закончились. Обычно информацию, и далеко не всегда нужную, выдавали на экране – а тут прям в голове. Странно, что-то новенькое. Возможно, остатки каких-то полученных вводных – во сне им легко могли закачать в мозг местные термины. Ну, значит мотыги. Горбатое слово, подстать этим пахарям. Крит вяло уронил голову на грудь, и по экрану поползли данные о его берцах. Как достала уже эта услужливая кастрюля на голове. Хм… опять-таки: кастрюля. Что это такое? Мозг в объяснения не вдавался. Ну и на здоровье.
Привычный, опостылевший экран вдруг погас. Совсем погас. И платформа заглохла, медленно – накатом – останавливаясь. Что за чудеса…
Взводный неуверенно поднялся. Потряс головой, постучал по шлему кулаком. Крит его еле видел сквозь полупрозрачную мутную щель. До ушей доносились какие-то посторонние звуки, то есть и шумопоглотители накрылись. Сосед справа тоже пялился на взводного, потом посмотрел на Крита. Но ничего не сказал.
Взводный стянул шлем, растерянно осматривая ряды сидящих людей, но казалось, ничего перед собой не видел – взгляд слепо блуждал от фигуры к фигуре. Его лысый череп блестел на солнце, это сквозь муть было видно лучше всего. Сглотнув, взводный спрыгнул на землю и побрел вперед, видимо, к кабине.
– Сидеть на месте, – бросил он напоследок, но Крит его едва расслышал, хотя тот не отошел от него и двух шагов.
– Что? Что?.. – взволнованно зашушукались сидящие, вертя головами. Взводный, похоже, понял, что трансляция тоже не работает, и рявкнул так, что приказ все мигом услышали. После чего скрылся из зоны видимости. Все задницы словно приморозились к скамьям, только головы вертелись, как на шарнирах. Вояки, в панике привыкая к новым ощущениям внезапно ослепших, подавлено молчали. Крит, никакого стресса почему-то не испытывающий, вытянул шею – темные, бесформенные пятна удалялись к головной платформе – там, по всей вероятности, сидел ротный. А ротный куда побежит в случае чего? Информации нет, связи нет, да и энергии, похоже, тоже нет. А также нет оружия: бери их голыми руками кто хошь… с мотыгами наизготовку. Однако же противника возле платформы не наблюдалось, а крестьяне на полях… крестьян, кстати, теперь не разглядеть. Мало того, что увеличение не работает, да еще муть эта…
Сослуживцы меж тем сидели, как на иголках. Крит диву давался: они ерзали, как под паник-атакой – кто-то всхлипывал, кто-то сопел, кто-то силился протереть муть пластика, все тянули шеи и вертели головами в своих бесполезно-навороченных шлемах. Иногда шлемы негромко меж собой стукались, от этого кто-то вздрагивал. А иные притихли, сжавшись в комок и едва дыша. Криту тоже было не по себе, но ничего ужасного в сон-волне он не видел…
Стоп, в чем не видел? Сон-волна… Черт-его знает, что это такое, но она явно несмертельна. Опять закачанные данные? А почему остальные с ума сходят? Ну, значит, тупые, данные у них проявятся позже… нет, но все же непривычно: ослеп, оглох – как голый сидишь… во, засада.
Время растянулось, как химзащита под кислотой. Минуты таяли, тело покрылось липким потом, зачесалось – ну да, солнце печет, климат-контроль сдох – вспотеешь тут… Пот струился по лицу, лез в глаза. Но снимать шлемы без приказа запрещено, а приказа не поступало – значит, сиди и жди, как велено. Разберутся.
Наконец вернулся взводный. Дышал он, как загнанный салага, протирая лысину какой-то тряпкой. Его покрасневшие глаза слезились, но этого пока никто не разглядел, да если бы и разглядели, вряд ли обратили внимание.
– Становись!
Хозрота горохом ссыпалась с платформы. Вот оно, счастье…
– Шлемы в вещкапсулы!
Строй зашебуршал обмундированием – на весу упаковать шлемы в заплечные ранцы сложновато, не у всех он еще туда влезал – но служивые справились. Взводный брезгливо наблюдал за непривычным, неловким, суетливым шевелением подчиненных: где слаженность, отточенность телодвижений? Раззявы…
– Взвод! Следуем в расположение своим ходом!.. Отставить базар! Вся техника временно вышла из строя… да, вся! Тихо!!! Для особо любопытных говнюков могу сообщить: нет, это не повстанцы, скорее всего, активность здешнего светила, на него…
При этих словах все как один посмотрели на солнце, и с воплем отвернулись, закрывая глаза ладонью.
– …не смотреть!!! Придурки!!! Смир-рно! Нале-во! Шагом марш! Ушлепки…
Протирая слезящиеся глаза и сослепу натыкаясь на таких же дезориентированных вояк, взвод двинулся мимо уныло ткнувшейся в обочину платформы с дремлющим за рулем водилой. Кабину он, видать, по инструкции запер – вручную.
Задохнется ведь, дурень.
Через шесть часов показались вожделенные ворота с маявшимися бездельем часовыми – при появлении колонны они отлипли от затененной стены и пулей заняли свои места согласно уставу. А может, это и показалось в палящем мареве – солнце и не собиралось сползать с небосвода. Чокнутая планета! Паскудное солнце, треклятая жара. На ползущее по дороге воинство нельзя было смотреть без содрогания – в первый же час полвзвода натерли ноги, еще через час один грохнулся в обморок. Ну и так далее – привалы под конец взводный делал каждые пятнадцать минут. Слишком поздно он сообразил, что солдат нужно раздеть, потом – что прикрыть им голые черепа, потом – что хорошо бы экономить воду… По косвенным признакам, в прибывшем воинстве каждый давно мечтал умереть – по крайней мере, пасть бездыханным – и ничуть этого не стеснялся. А более остальных грезил о вечном покое сам взводный: по пути не раз колонну обгоняли более ретивые отряды – поджарые, накачанные, с полной экипировкой – следовавшие в том же направлении, и на вяло шевелящихся полумертвых хозяйственников нередко смотрели со снисходительной жалостью.
Крит плохо запомнил собственно прибытие – вскипевший мозг напрочь не желал ни соображать, ни что-либо отслеживать. Сослуживцы падали вповалку на жухлую траву прямо за воротами, еле дыша, кряхтя и охая. Подниматься и изображать из себя живых мало кто собирался в ближайшие часы, однако, повалявшись