Трагедия Игрек - Эллери Квин

— Что в этом важного, мистер Лейн? — нахмурился Бруно.

— Сейчас поймете. Помните, во время нашего предварительного обследования лаборатории — до пожара — мы обнаружили два пятна на краю второй полки сверху? Оба были овальными — очевидно, оставленными кончиками пальцев. Первое находилось прямо под бутылкой номер шестьдесят девять, а второе — под бутылкой номер девяносто. Но бутылки под номерами девяносто и шестьдесят девять не имели никакой связи с делом: первая содержала серную кислоту, а вторая — азотную. Однако в расположении пятен имелся еще один важный момент — номер шестьдесят девять находился непосредственно под бутылкой с номером девять, а номер девяносто — под банкой с номером тридцать, стоявшими на верхней полке. Оба этих номера фигурировали в деле — бутылка номер девять содержала стрихнин, добавленный при первой попытке отравления в эгног Луизы, а банка номер тридцать — «Перуанский бальзам», чей запах исходил от убийцы в ночь гибели миссис Хэттер. Это явно не могло быть всего лишь совпадением… Поэтому я сразу же вспомнил о другом обстоятельстве. Трехногий табурет, который, судя по трем пятнам в пыли, обычно стоял между рабочими столами, был обнаружен под средними секциями полок с признаками использования — царапинами и неравномерным покрытием пылью сверху. Простое сидение на нем не могло вызвать ни царапин, ни пятен — оно либо оставило бы ровный след в пыли, либо стерло бы ее вовсе… К тому же табурет перенесли непосредственно к средним секциям — под химикалии с номерами тридцать и девяносто. Что все это могло означать? Почему вообще был использован табурет? Судя по царапинам и неровным пятнам, очевидно, для того, чтобы встать на него. Но зачем? И тогда все становилось ясным.

Следы пальцев на краю второй полки указывали, что кто-то пытался дотянуться до номеров девять и тридцать полкой выше, но не смог. Чтобы достать нужные химикалии, ему пришлось встать на табурет. Очевидно, последняя попытка была успешной, так как мы знаем, что химикалии были использованы. Это привело меня к следующему пункту: если кто-то оставил следы пальцев возле бутылок с номерами шестьдесят девять и девяносто, значит, расстояние от полки, на которой остались пятна, до пола должно соответствовать росту этого человека — конечно, не его реальному росту, а при стоянии на цыпочках и вытянутых вверх руках. Ибо если вы пытаетесь достать что-то, находящееся выше вашей досягаемости, то автоматически становитесь на цыпочки и вытягиваете руки вертикально.

— Понимаю, — медленно произнес окружной прокурор.

— Но Марта Хэттер смогла, стоя не на табурете, а на полу, снять банку с верхней полки! Это означало, что каждый взрослый, фигурирующий в деле, мог снять с полки «Перуанский бальзам», не пользуясь табуретом, так как Марта и Луиза были ниже остальных взрослых. Поэтому тот, кто оставил отпечатки, чтобы снять химикалии, был гораздо ниже Марты и не являлся взрослым… Насколько ниже? Это было просто рассчитать. Я позаимствовал вашу линейку, инспектор, и измерил расстояние между полками, обнаружив, что между верхней полкой и полкой с пятнами оно составляет ровно шесть дюймов. Я также измерил толщину самой полки — она равнялась одному дюйму. В таком случае оставивший отпечатки был ростом приблизительно на шесть дюймов плюс один дюйм плюс еще один дюйм (поскольку Марта подтянулась на дюйм вверх, чтобы достать банку) — то есть дюймов на восемь — ниже Марты. Но так как Марта была одного роста с Луизой, а рост Луизы — пять футов четыре дюйма, то рост оставившего следы составлял около четырех футов восьми дюймов! Замечательное подтверждение моего первоначального вывода — еще одно указание на убийцу ростом в пятьдесят шесть дюймов, то есть на Джеки!

Последовала маленькая пауза.

— Я просто не могу это переварить! — пожаловался инспектор.

— А я не могу порицать вас за это, — серьезно отозвался Лейн. — С каждым подтверждением теории, в которую я не мог заставить себя поверить, я становился все мрачнее. Но закрывать глаза на правду я тоже больше не мог. Джеки Хэттер не только отравил грушу и ударил по голове миссис Хэттер, но и взял стрихнин, чтобы отравить эгног, и встал на табурет, чтобы снять банку с «Перуанским бальзамом», — то есть проделал все, что должен был осуществить убийца.

Актер глубоко вздохнул:

— Теперь я не сомневался, что, каким бы безумным это ни казалось, преступником был тринадцатилетний Джеки. Фантастично, но бесспорно! Все же замысел был плодом незаурядного и зрелого ума. Было абсолютно невероятно, чтобы его самостоятельно придумал тринадцатилетний ребенок, пусть даже развитый не по годам. Существовало только два возможных объяснения. Одно заключалось в том, что Джеки служил всего лишь орудием взрослого интеллекта, составившего план и каким-то образом заставившего ребенка его осуществить. Но это не выдерживало критики. Стал бы взрослый использовать ребенка — самое ненадежное из всех орудий? Маловероятно — взрослый рисковал бы тем, что ребенок откроет секрет либо по недомыслию, либо из озорства, или же расколется на первом же официальном допросе. Конечно, его можно было заставить молчать, угрожая насилием, но это тоже не казалось вероятным — дети ведут себя достаточно откровенно, а поведение Джеки никак не походило на поведение запуганного ребенка.

— С этим я не стану спорить, — буркнул инспектор.

Лейн улыбнулся:

— Но даже если допустить, что взрослый мог сделать своим орудием мальчика, в осуществлении плана проглядывает явная непоследовательность, которую никогда не допустил бы взрослый и которая, как я вскоре продемонстрирую, скорее указывает на детский ум. На основании некоторых несообразностей я отверг теорию, что действиями Джеки руководил взрослый, но не мог отказаться от уверенности, что замысел был плодом взрослого ума. Поэтому я столкнулся со следующей проблемой: каким образом взрослый мог придумать план, а ребенок осуществить его, не являясь соучастником взрослого? На это был лишь один возможный ответ — мое второе объяснение, — что ребенок следовал плану, написанному взрослым, который ничего не знал о действиях ребенка (в противном случае он сразу же сообщил бы о своем плане полиции).

— Так вот как вы набрели на сюжет романа, — задумчиво промолвил окружной прокурор.

— Да. Я чувствовал, что иду по верному следу. Были ли какие-нибудь указатели на личность взрослого создателя плана? Были. Во-первых, свободное и уверенное использование ядов указывало на химика — Йорка Хэттера. Во-вторых, Барбара Хэттер в своих первоначальных показаниях упомянула, что ее отец пробовал силы в беллетристике. В-третьих, «Перуанский бальзам», которым пользовался только Йорк Хэттер… Эти признаки указывали на него, живого или мертвого.

Помните, я говорил, что у меня есть две нити для расследования, что вас так удивило, инспектор? Первой, о которой я рассказал, был запах ванили, а второй — мой визит к Барбаре Хэттер, который я нанес, идя по следу взрослого автора плана. Она подтвердила мое предположение, что ее отец работал над детективным романом. Хэттер сообщил ей только то, что набрасывает план сюжета. Значит, план мог существовать на бумаге! Я был убежден, что Йорк Хэттер, набросав план вымышленного убийства, после своей смерти невольно снабдил юного Джеки письменной инструкцией для реального преступления.