Коварная ложь - Паркер С. Хантингтон

Будь на ее месте кто-то другой, я бы заступилась. Даже Ханна и ее общее презрение к бедным людям заслужили бы мою защиту. Я прикусила язык. Шантилья перевела взгляд с меня на Нэша, уголки ее губ опустились. Она поняла все правильно и проглотила свой ответ.

Нэш сунул телефон в карман.

– Если мы закончили с сегодняшними выходками, призванными привлечь внимание, продолжим обсуждать эстетику. Пентхаус не будет сдаваться в аренду, так что в нем у вас больше свободы действий. Я хочу, чтобы в гостиной и кабинете были естественные тона, минималистичная мебель и скульптура у северной стены.

Шантилья потеребила подол своего платья, отлепив облегающую ткань от тела. Блестки отразили свет, сверкнув калейдоскопом красных пятен на лице Нэша, но он не посмотрел на нее, когда она спросила:

– Кого?

– Сизифа.

– Сизифа? – Это сорвалось у меня с языка не столько вопросом, сколько восклицанием.

Нэш повернулся в мою сторону. Он изучал меня, хмуря брови, как будто не мог понять.

– Да, Сизиф. Вор.

– Король, – поправила я, желая защитить Бена, который по каким-то причинам отчасти ассоциировал себя с Сизифом.

– Нет. – Его лицо не дрогнуло. Он стоял там, неподвижный валун, похожий на тот, который Сизифу пришлось толкать целую вечность. Я хотела быть той, что будет сколота по краям, пока я не дам трещину и не рассыплюсь в пыль.

– Лжец. Мошенник. Аферист.

Мой отец был лжецом.

Мошенником.

Аферистом.

Он причинил боль людям. Самое главное, он причинил боль отцу Нэша, а я всегда буду испытывать чувство вины. Это было то, что Нэш хотел, чтобы я знала? Он смотрел на меня так же, как смотрел на моего отца? Было ли моим наказанием искать скульптуру, которая была оскорблением в мой адрес?

Хуже того, осознание, что Нэш считает лгуньей и меня, лишало меня рассудка.

Я подняла подбородок и, не дрогнув, возразила:

– Сизиф – царь. Человек, который правит ветрами. Хитрый. Умный. Храбрый. Спаситель, который захватил смерть и освободил людей из ее лап. Все, чем вы не являетесь. Я могу понять, почему вы хотите, чтобы он стал центральной частью вашего пентхауса, учитывая, что он будет напоминать вам о том, чего вам не хватает.

Я зашла слишком далеко. Обсуждение темы смерти было еще более табуировано, чем трахнуться с ним в восемнадцать лет, когда ему было почти тридцать. Это было даже круче, чем принимать душ в присутствии своего босса и пропускать работу, чтобы вновь трахнуться с ним.

– Сизиф – символ наказания, – спокойно сказал Нэш, поправляя ворот. Рядом со мной он вечно поправляет свой воротник. Мне было интересно, почувствовал ли он мой запах на своих пальцах, или же он смыл его при первой возможности, – искупления. Некоторым хорошо бы помнить это, особенно перед тем, как бить кого-то ножом в спину.

Это ударило сильнее, чем он, вероятно, рассчитывал. Я давно поняла, что по-настоящему бескорыстных поступков не существует. Люди запрограммированы верить, что благотворительность бескорыстна. На самом деле благотворительность нужна для того, чтобы дать нечто себе, давая другим. И это не эгоизм. Это искупление.

Я могла шить одежду для бездомных, проводить свободное время волонтером и отдавать всю себя, пока ничего не останется, но у этого всегда будет мотив.

Лучше относиться к себе.

Не мучиться так сильно.

Исправить свои ошибки.

Облегчить чувство вины.

Я не была хорошим человеком, и я слишком долго себя заставляла, отчаянно пытаясь быть тем, кем не были мои отец и мать.

Нэш ждал моего ответа.

Когда я промолчала, он добавил:

– Сизиф станет вашей задачей. Найдите мне скульптуру и поставьте у стены. Я хочу Сизифа с камнем на спине, толкающего его вверх по стене, с мученическим выражением лица, которое подходило бы под определение «сизифов труд».

Я не знала, что он пытался мне сказать, но его взгляд сказал все, что нужно.

«Ты ниже меня», – кричал он.

И на этот раз я не спорила.

Не потому, что была согласна, а потому, что видела дальше его презрительного выражения лица. Нэш был так сломлен, что стена из шипов и ядовитого плюща, которую он воздвиг вокруг себя, была почти прекрасна.

Замок с привидениями, поставленный на защиту оскорбления вместо пушек. Два ошеломляющих, полных ненависти глаза – на страже. И одинокий король, никогда не покидающий свой трон из страха, что он рухнет.

А я? Я была падшей принцессой, которой никогда не суждено было переступить порог его крепости.

По какой-то глупой, нелепой, саморазрушительной причине мне стало больно от этой мысли.

В моем животе заработал мотор. По крайней мере, звучало это так.

Симфония ворчания снова загрохотала, вызвав цепную реакцию поворачивающихся голов в общественном автобусе. Я хотела позаботиться об этом, но очередной долгий день в художественной галерее в поисках статуи Сизифа оставил меня слишком опустошенной.

Сегодня я нашла сразу две статуи в одной галерее. Обе обладали необходимым Нэшу страданием и камнем на плечах, но тогда как один символизировал поражение, другой изображал успех.

Мои ноги вынесли меня в пустой коридор, как только я увидела последнего, зная, что должна зарезервировать Поверженного Сизифа после того ада, который Нэш обрушил на меня, и зная, что не сделаю этого.

Я спряталась в тени, пока не пришла в себя, удивленная тем, как сильно подействовала на меня статуя. Автопилот привел меня к куратору. Я попросила зарезервировать статую на пять недель. Даже пытка водой не смогла бы заставить меня вспомнить, как я шла к автобусной остановке, поднималась по ступеням и садилась. Даже сейчас на меня по-прежнему действовало само искусство.

Автобус свернул к следующей остановке. Я позволяла своему телу раскачиваться в такт движению. Четырехлетний ребенок в лавандовой футболке, усыпанной желтыми сердечками, врезался меня, словно бампер авто. Она устроилась на ярко-синем пластиковом сиденье рядом со мной, вытащила из своего желто-белого рюкзачка батончик мюсли и предложила его мне.

– Твой живот громко урчит. – Она помахала перед моим лицом пухлыми пальчиками с батончиком в них. Было похоже на вертящую хвостом собаку. – Мой любимый батончик.

Вот во что превратилась твоя жизнь, Эмери. Двадцать два года изысканного этикета, подготовительные школы и высшее образование довели тебя до жалости и милосердия четырехлетки, надевшей футболку задом наперед.

– Спасибо, дорогая.

– Лекси.

– Спасибо, Лекси. – Я взяла батончик мюсли, но тайком сунула его обратно в ее рюкзак вместе с одним из клетчатых плюшевых мишек, которых я сшила для Стеллы.