За стенами собачьего музея - Джонатан Кэрролл

В новостях все чаще стала появляться его предполагаемая невеста. Правда, улыбалась она все реже, а говорила все серьезнее и с заметно растущим напряжением. В один прекрасный день короткие светлые волосы мисс Невилл сменились более спокойными каштановыми, которые, по-видимому, больше соответствовали ее постепенному возвышению.

На фоне этой пользующейся популярностью пары Ктулу выглядел как один из тех старых обозленных на весь белый свет параноиков, которые целыми днями просиживают в бесплатных библиотеках, жадно листая иллюстрированные журналы. А все его выступления были самым тривиальным набором проклятий в адрес «гнусных предателей». Но это делало все происходящее лишь еще более непонятным: какого же здравомыслящего человека могло увлечь невнятное бормотание старого придурка? Как он ухитрился сколотить и вооружить целую армию из тысяч преданных идиотов, которые от жизни хотели только одного — возможности пожертвовать ею ради этого косоглазого старикашки?

Когда под ударами мятежников Ктулу пал город Сахик, стало ясно, что над правительством нависла серьезная угроза. Как ни странно, но четыре дня спустя Хассан вдруг объявился в Целль-ам-Зее. Произошедшая с ним перемена была поразительна. Пережитое им за последние месяцы сделало его совершенно другим человеком. Спокойно и с достоинством он обошел стройплощадку, задавая такие вопросы, ответы на которые частенько требовали обдумывания и порой заставляли попотеть. Он явно как следует подготовился к визиту и определенно знал, о чем говорит. Когда мы остались с ним наедине, я спросил, как он ухитрился так много узнать о строительстве за столь короткий срок. Он улыбнулся, как опытный государственный деятель — удовлетворенно и снисходительно-устало — и заявил, что изучение архитектуры его хобби. Оно отвлекает его от бесконечных проблем и позволяет хоть изредка поразмышлять не о трудном настоящем, а о будущем.

— Некоторые заводят любовниц. Но у меня есть Фанни, поэтому любовницы мне ни к чему. Кстати, это она советует мне, какие книги читать.

Мне понравилось, как охотно он говорил о нашей общей знакомой. Невзирая на то, что творилось в Сару, он не упускал случая перевести разговор на нее. Теперь, когда— она полностью посвятила себя ему, он расточал ей еще больше похвал и всячески выказывал свою преданность. Она была рядом, и он был готов на любые подвиги. С самого начала «неприятностей» она была его лучшим советником и доверенным лицом. Нет предела женским возможностям. Как же я мог столь несерьезно относиться к этой Диане[73] фон Клаузевиц, Мерилин Монро и Джехан Садат в одном лице? Как я мог позволить себе расстаться с ней? Хассан прекрасно знал, что, проиграй он войну Ктулу, он мертвец, но, поскольку рядом с ним была лучшая из женщин, все должно было кончиться наилучшим образом. Помню, я тогда еще подумал, что если он находит столько времени и желания петь дифирамбы своей не столь уж застенчивой возлюбленной, то дела обстоят не так уж плохо.

Однако у нас была куча своих собственных проблем, постоянно требовавших моего внимания. Любой архитектор подтвердит, что бывают здания, возносящиеся к небу, как мечта. Стоит вырыть первую яму, и вот оно, здание, выросло, будто за какие-то пять минут. Грунт не оползает, опалубка подходит точно, нет затягивающих строительство забастовок, не приходится заказывать никаких дурацких запчастей для техники, которая в целом работает вполне сносно. Ну вроде, как если бы вы в первый раз отправились в постель с женщиной и вдруг обнаружили невероятное: все, что вы делаете, каждый жест, каждый звук, каждое движение вашего тела именно такие, какие ей нравятся. И те же самые чувства вы испытываете по отношению к ней. Потом, когда вы лежите в блаженной прострации и вспоминаете, как все прошло, единственное слово, которое приходит вам на ум это «Ого! «. Вот так же порой земля и сталь, камень и пластик настолько идеально соответствуют друг другу и… тянутся друг к другу в вашем созданном для них проекте, что вы с ними начинаете походить на любовников, сливающихся в страстных объятиях. А когда все кончено, только и остается что воскликнуть «Ого! «

Я, не без причины, считал, что, учитывая все те силы, которые были задействованы при планировании Собачьего музея, строительство будет делом, может, и не таким уж плевым, но и без особых подводных камней. Я ошибся. Плевым это дело оказалось лишь для сотен разных людей и компаний, которые только и делали, что ставили нам палки в колеса. Мы, конечно, не вчера родились и довольно неплохо представляли себе возможные задержки выплат, необходимость взяток и разнообразные виды жульничества, связанные со строительством за рубежом, но уже очень скоро мне стало казаться, что все алчущие легкой наживы мерзавцы Европы и Среднего Востока сгрудились вокруг нашего проекта и пытаются вытянуть из него как можно больше, пока не налетела полиция и не отправила их всех в тюрьму, за вымогательство. Ни один из них, похоже, не испытывал, и во всяком случае не выказывал ни малейшего стыда, даже заламывая раз в пятнадцать больше нормальной цены за стройматериалы или рабочую силу. Наконец Бронз Сидни не выдержала и сделала приблизительный подсчет стоимости квадратного фута здания при этих новых вздутых до невозможности ценах и показала его Папу и мне. При виде результата у нас с ним на лицах мгновенно появилось одно и то же выражение: «За дураков нас принимаешь, да? « На следующий день, в воскресенье, Пап на фуникулере отправился покататься на вершину Шмиттенхехе, а вернулся на вертолете с иглой капельницы в руке и инсультом в голове. Оба эти события произошли на начальном этапе строительства. Так что у нашего кино самое интересное было впереди.

Больше всего хлопот доставляли языковые проблемы и культурные различия. Сарийцы говорили по-арабски, австрийцы — по-немецки, американцы — по-английски. Кое-кто был знаком с каким-нибудь из двух других языков. Очень немногие кое-как изъяснялись на всех трех. Однако большинство рабочих говорили только на родном и отчаивались тем больше, чем сложнее становились проблемы и чем меньше они понимали. Любое здание, как в процессе строительства, так и после его завершения, может служить видимым микрокосмом общества в действии. Поскольку человеку от природы свойственно естественное стремление жить и работать в группах, одной из важнейших своих задач я всегда считал создание зданий, позволяющих людям комфортно и эффективно существовать в группах. Я с самого начала знал, что представителям каждой национальности свойственно держаться вместе и во время работы на строительстве музея, и в свободное время, но вот чего мы совершенно — но не приняли во внимание, так это ксенофобии и расизма, которые, скрываясь в глубокой тени, дожидались подходящего момента, чтобы выскочить и вонзить свои клыки в плоть того, что мы пытались создать.