Великий Наполеон. "Моя любовница - власть" - Борис Тененбаум

Важным раздражающим фактором в отношениях двух Империй служила система «континентальной блокады». Она текла как решето – все, кто только мог (или смел) ее нарушить, ее нарушали. Испания стала просто раем контрабандистов, порядки французской таможни действовали там только в тех местах, где непосредстсвенно стояли французские войска. Но даже там, где правила вроде бы действовали, они действовали с огромным скрипом. Слишком велики были возможности для подкупа – в конце концов, обход пограничной таможенной стражи, перенесенный на часок-другой с какого-нибудь определенного участка побережья, мог временами быть оплачен суммой, равной полугодовому жалованью таможни. Публика хотела иметь доступ к чаю и сахару, к табаку, перцу и корице – наконец, просто к качественному английскому сукну – и была готова за все это платить. В борьбе с законом спроса и предложения никакие строгости и запреты тут не помогали. Особенно там, где правление Наполеона носило непрямой характер. В России на запрет торговли с Великобританией лесом, пенькой и зерном смотрели примерно так же, как в современной России посмотрели бы на запрет торговли нефтью и газом с Евросоюзом – то есть с огромным раздражением. Правительству поневоле приходилось смотреть сквозь пальцы на многочисленные нарушения запрета, который к тому же и в самом правительстве очень многие сами не одобряли. И примерно то же делали правительства других стран, имевших доступ к побережью, – даже правительство подчиненной Наполеону Голландии. В итоге он принял меры – королевство Голландии было ликвидировано и присоединено к Франции, а Луи Бонапарт, голландский король, был переведен в Берг и Клеве в качестве Великого герцога. Поскольку Мюрат стал королем в Неаполе, место оказалось вакантным. Заодно были конфискованы и другие владения в Северной Германии. Одним из них было герцогство Ольденбургское.

Владетельный князь Ольденбурга, сын которого победил Наполеона в борьбе за руку великой княжны Екатерины Павловны, перестал быть владетельным.

1. Мария Федоровна; до перехода в православие – София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская (Sophia Marie Dorothea Augusta Luisa von Württemberg) – российская императрица (с 1796-го, с 1801-го – вдовствующая), вторая супруга императора Павла I, мать Александра I.

2. H.П. Румянцев – русский министр иностранных дел в то время. Сын П.Румянцева, знаменитого фельдмаршала Екатерины Великой. С 1809-го – Государственный канцлер. Убежденный франкофил, сторонник дружественных отношений с Наполеоном. После нападения Франции на Россию его (в июле 1812-го) разбил паралич.

У мадам Жозефины, как в былые времена называл экс-императрицу служивший в то время ей Констан, было много хороших качеств. Ее все любили, даже слуги – она была мила, приветлива, добра и искренне расположена ко всем, кто оказывался в ее окружении. Были у нее и недостатки. Конечно, ее любовный пыл с годами несколько поутих, а боязнь оскорбить грозного супруга резко возросла, так что эскапады вроде поселения в Мальмезоне друга сердца, капитана Шарля Ипполита, больше не повторялись, но зато деньги она тратила без счета, и ее мужу раз за разом приходилось погашать ее миллионные долги.

Собственно, она была мотовкой не со зла и даже не от особой расточительности, а просто потому, что была неспособна удержать в голове хоть какую-то связь между двумя вроде бы очевидно связанными вещами. Констан приводит, например, такой случай: когда он собрался вступить в законный брак с горничной, служившей мадам Жозефине и ею любимой, мадам выразила желание вручить новобрачным денежный подарок в качестве приданого невесты.

Молодые поженились и зажили семейной жизнью, обещанного приданого как не было, так и не было, а Констан, как он сам говорит, «…был слишком деликатен, чтобы напомнить мадам о ее обещании…». Однако, когда Наполеон спросил у него, сколько же его жена подарила верным слугам их дома, Констан не упустил случая наябедничать. Он вообще делал такие вещи время от времени – скажем, устроил так, что накричавший на него Дюрок, обер-гофмейстер двора, сам получил за это выговор от императора. Близость к власть имущим все-таки великая сила…

Так вот, в ответ на вопрос Наполеона Констан не скрыл от него, что подарок, увы, не состоялся, но он, разумеется, и в мыслях не держит обижаться на мадам Жозефину, столь занятую и придворным этикетом, и благотворительностью – ну, и так далее. Кто-кто, а Констан в вежливом обращении и в искусстве говорить обиняками разбирался получше самого Наполеона…

В общем, в ходе разговора выяснилось, что мадам Жозефина не только намеревалась сделать подарок Констану и его молодой жене, но даже и испросила у мужа довольно значительную (по меркам камердинеров) сумму для этого подарка – но она совершенно забыла об этом обещании, а деньги спустила на что-то другое, что первым попалось ей на глаза. Возможно, даже на благотворительность…

В общем, вопрос уладился как всегда: Наполеон погасил финансовые обязательства своей супруги, а Констан получил то, на что надеялся, – только не от мадам, а от хозяина.

И вместе с тем Жозефину любили. Когда выяснилось, что после ее первого супруга осталась еще и девочка, Стефания де Богарнэ, дочь двоюродного брата, она ее приютила у себя. Наполеон был к ней благосклонен, включил в число принцесс императорского дома и впоследствии выдал ее замуж за наследника герцога Баденского.

Мадам Жозефина все-таки никому не делала зла – и многим сделала немало добра.

Развод отразился не только на императрице, которая теперь становилась бывшей императрицей. Одним из первых, кого затронуло изменение в ее статусе, был Эжен де Богарнэ – он лишился своего положения имперского принца. Более того, Наполеон сместил его с поста вице-короля Италии. Это было сделано в интересах еще не родившегося (и даже еще нe зачатого) будущего сына Наполеона и было крайне несправедливо. Если и был в числе имперских принцев один толковый, достойный и безупречно лояльный к Наполеону человек, то это был именно Эжен. И повел он себя благородно – предложил своей жене, принцессе Августе, дочери короля Баварии, оставить его, если она посчитает это нужным, – больше он не в состоянии обеспечить ей и детям тот статус, на который она привыкла рассчитывать.

Принцесса сказала мужу, что замуж она вышла не за имперского принца, а за человека по имени Эжэн де Богарнэ, и что она останется с ним навсегда, какие бы взлеты и падения им ни предстояли. По-видимому, даже мало чувствительный к чужим эмоциям Наполеон почувствовал, что что-то тут не так, и предложил Эжену на выбор корону Швеции (в то время вопрос с Бернадоттом еще не был решен) или маленького королевства, выкроенного специально для него где-нибудь в Северной Италии. Эжен отказался и от того, и от другого. В конце концов император оставил за ним титул князя Венецианского, сделал Великим герцогом Франкфуртским и велел министерству финансов выплачивать Эжену специальную пенсию в два миллиона франков из средств казначейства Франции.