Большая книга ужасов 89 - Елена Александровна Усачева

– Ай!

Затрещав, костер наклонился, съехал, убавив жар.

– Больно! Больно! – вопил Никитос.

Он лежал на спине, сильно выгнувшись, стучал ногами.

– Не двигайся! – подлетел Миша.

– Перетянуть надо! – советовал Володя.

Санек пятился к кустам. Игорь бил камнем по дохлой змее и не мог остановиться. Никитос приподнялся, испуганно глядя на свою руку. Место укуса краснело. Даже как будто приобретало нехорошую синеву.

– Больно! А!

– Сделайте что-нибудь, – суетилась Катя.

– Не двигайся, – шептал Миша, как будто от громкого звука что-то могло произойти – в горах сойдет лавина или начнется цунами в Японском море. – Чем меньше движений, тем медленнее яд будет по телу распространяться. Сиди, сиди… – Он потянул из брюк ремень. – Сейчас мы это…

– Нет, нет! – извивался Никитос. Лоб его покрыл пот, губы дрожали. Глаза налились кровью. – Это все, да? Все?

– Прекрати! Никакое не «все»! – лезла под руки, всем мешая, Катя.

– Его бы домой, к врачу. – Володя перехватил выше места укуса ремнем и осторожно затянул. – Надо позвать Антона с лодкой. И яд отсосать. Нож нужен.

– Ты чего, не понял? – бился Никитос. – Он нас здесь всех убьет.

– Кто? Антон?

– Бес.

Никитос засмеялся. Нервно, с нехорошим булькающим звуком. Откинулся на спину, затих.

– Антон! – орала Катя. – Позовите Антона! Дима! Дима!

– Хорошая шутка, – бормотал Санек. – Хорошая. Говорили – жертва. Вот, жертва, – он ткнул в сторону Никитоса. – Мы можем уходить.

– Трус! – крикнул Никитос. – Трус и предатель.

– Зато живой останусь! – Санька не смущали такие слова. – Кто со мной?

– Правильно! – все кивала и кивала Катя, не в силах остановиться. – Иди в лагерь, зови Антона. Девчонки-то что, ушли уже?

– С чего вы взяли, что мы должны умереть? – Игорь нажимал на руку Никитоса, словно так мог выдавить яд. – Это же не край света. Кругом люди. Тетя Яна вон рядом. Донесем до нее. Там джип. В Каршеве должен быть врач.

– Да! Нужен врач, – суетилась Катя. – Несите его. Ну, что вы стоите?

Санек с Володей глянули друг на друга.

– А потом в лагерь, – махнул рукой Санек. Он присел рядом с Никитосом. – Давай, Вовк, донесем и домой.

– Тринадцать негритят решили пообедать… – прошептал Никитос. – Теперь уже двенадцать. – Глаза его закатились.

– Поэты не умирают! – нервно шептал Санек. – Поэты уходят в вечность! А? Никит!

– Идите уже! – прошипел Игорь.

Катя наклонилась, подхватила Никитоса под голову.

– Как же глупо! Глупо! – прошептал Никитос, не открывая глаз. – Что за хрень? С чего вдруг? Мы просто поехали в поход. Это какой-то бред!

– Потерпи, – зашептала Катя. – Сейчас все пройдет.

– Я все понял! Понял! – Никитос приподнялся. После обморока выглядел он вполне бодро, словно и не кусал его никто. – Ему правда нужна жертва! Конкретная жертва. Санек не подошел – иначе он давно бы себе шею свернул. Я тоже. Ему нужен Астраханцев. Это и девчонки говорили. Убей человека – и вернешься.

– Прекрати! – Катя попыталась успокоить бьющегося на камнях Никитоса. – Чего ты несешь?

– Да! Это так!

– Мишка тут при чем?

– С самого начала! Все было решено с самого начала. Он и говорил! Он и делал! А потом девчонки пришли и сказали – и я все понял.

– Раз, два, – скомандовал Володя, и Санек с Катей одновременно встали, перехватили удобней. Пошли.

Миша отбросил от себя палку и вдруг засмеялся.

– Ты чего? – осторожно спросил Игорь.

Миша как будто впервые увидел его:

– Ты чего не ушел?

– Чего ты смеешься?

– Он прогнал их! Прогнал! – Миша снова засмеялся. – Беги за ними! Он специально сделал так, чтобы здесь никого не было.

– Тогда и ты иди.

– Не пойду!

Миша задрал голову. Из-за леса выросла гигантская черная туча. И на ее фоне маяк казался столбом белого света.

– Пойдем, не надо оставаться!

– А если это кого-то спасет? – прошептал Миша.

– Кого спасет? Ты рехнулся?

Полил дождь. Стал падать на землю разом. В тишине.

Все вокруг заполнила вода. Она сплошной стеной лилась с неба, смешиваясь и с облаками, и с озером. По крыше маяка барабанило громко, уверенно, пробовало разбить. Мир превратился в воду, одну сплошную воду. Ветер порывами толкал в грудь, гнал к берегу.

– Так, значит… – пробормотал Миша, глядя на вылизанный камень. – Выбрал, значит…

Яростно заскрипели ели. То ли завыло, то ли обиженно замяукало, то ли захохотало. Дождь стал непроницаемым. Волны били о камень, стонали, ревели.

– А чего там Катя говорила? – сам себе бормотал Миша. – Любовь сильнее судьбы? Надо было влюбиться.

С грохотом покатились камни. Отсюда капища девчонок видно не было, но камни могли быть только там. Из тех, что легко переносятся с места на место. Огромные валуны бес бы не сдвинул. А может, и сдвинул бы. Но пока он разминался. Ходил с ветром по берегу, гудел в макушках сосен. Он был недоволен.

Захохотало. Ветер выкатил на поляну их поверженного идола, покачал туда-сюда и с размаху врезал в маяк. Внутри что-то невнятно крикнули.

Миша попытался встать, но ветер обрушился, заголосил, заколотил в грудь кулаками. И стал подталкивать вниз, к камням, к рисункам, к воде.

– Геройство – глупость, – прошептал Игорь. Его качало – то ли от ветра, то ли от слабости. – Пойдем вместе.

Странно было видеть Игоря рядом. Всегда уходил, а сейчас вот стоит, сунул руки в карманы, ссутулился. У ног лежит череп.

На берегу бушевал настоящий ураган. Волны бешено колотились о камень, слизывая с него картинку беса. Трещина расходилась. Из нее шла ледяная чернота.

– Геройский герой оказался с дырой, – горько усмехнулся Миша. Никитоса сейчас рядом не хватало.

Из трещины вверх вылетел столб ночи. Она распалась, развернулась угольным цветком. Нет, не бес. Кто-то в длинной черной юбке. Распахнул огромную пасть, чтобы заглотить. Чтобы выполнить проклятье.

Вспенилась вода. Ударила беспросветности в бок. Зазвенел воздух.

От удара Миша покачнулся.

– Смотри! – Игорь держал приятеля за руку. – Он не пускает ее!

Налим бил хвостом, вызывая волну. Пенила воду выдра. Лебеди с невероятно длинными шеями тянулись вверх.

– А! Бесиха!

Черное божество неистовствовало. Оно рвалось меж выбитых на камне фигур.

– Они не справятся!

Миша сорвал с шеи бусы и метнул их в черноту.

Береза – на удачу, осина – знак горькой доли, черемуха – дерево шамана. А под конец – ель, дерево злых духов.

Бесиха дернулась. Дрогнула земля. Камень под ногами стал трескаться.

Миша отступил. Почувствовал, что падает. Прямо на петроглиф. Но удара все не было. Он продолжал лететь и лететь. Сжавшись, ожидая болезненного удара спиной. Мимо пронеслась кромка провала, от шершавых стен зарябило в глазах, стало темно. А потом он вдруг оказался стоящим на ногах. Боли не было. Он