Зеркальные войны. Отражение I - Вадим Бой

Выслушав первого пилота, Соболь стал уточнять все интересующие его детали происшествия.

— Попрошу рассказать подробнее как убили второго пилота. Где он находился в момент выстрела, в кабине или на земле, как стоял, что делал.

Борис устало вздохнул.

— Я могу упустить некоторые детали… Вымотался донельзя.

— Ничего, вы вкратце, информативно, без художественного оформления.

— Ну, хорошо. Мы приземлились. Увидели людей, которые бежали к самолету. Открыли фонарь кабины. Павел включил радиостанцию…

Когда Борис закончил свой рассказ, Соболь спросил, простодушно глядя на пилота.

— А наемники вам деньги не предлагали? За то, например, чтобы вы выполнили какую то их просьбу. Ведь не зря они ждали здесь ваш самолет.

Лицо Бориса вспыхнуло от гнева. Он сразу перешел на «ты».

— Ты что себе позволяешь!? Думаешь если из ФСБ, то можно измену на нас вешать? Отвечать больше не буду!

Соболь примирительно поднял руку.

— Ваше право, как хотите. Отдыхайте, приходите в себя, ждите заправщика. Дома как говорится, плохо, а в гостях еще хуже! Шутка!

А вооружены нападающие чем были?

Борис буркнул из темноты.

— Автоматами, нашими, АКМ.

По пути к основному лагерю, где расположилась основные силы десантников, Соболь похвастался Грому.

— Как я его с вооружением прихватил, а? Ты уловил?

— Ничего я не уловил.

— Надо все замечать и учиться у старшего товарища. Вначале я его вывел из равновесия, спросив о том, предлагали ли им деньги. А когда он закипел как самовар, задал вполне невинный короткий вопрос о том, чем были вооружены нападающие. И с его стороны случилось происшествие, которое он и сам не заметил!

— А что он не так сказал? АКМ он и есть АКМ. Деревяшка с дулом.

— Как бы не так! Я поговорил с врачом, который осматривал Павла и тот уверен на все сто процентов, что второго пилота убили не из автомата! Когда в черепушку влетает пуля из АКМ-а, даже с достаточно большого расстояния, то обязательно образуется выходное отверстие во-от такого размера. А тут его нет вообще! Значит, что?

— Значит пилота завалили из пистолета!? Вот, дерьмо!

— Правильно мыслишь, товарищ! Я не про дерьмо, а о том, что было использовано именно оружие малой убойной силы. И я думаю, что вскрытие подтвердит мои… наши предположения.

Гром немного поразмыслил.

— Ну и что это дает? Ну, лепит он дезу. Мы прижмем его к стенке, а он возьмет и на попятную. Скажет, что… Да мало ли что можно сказать. Была перестрелка, ошибся.

Соболь беспечно хмыкнул в ответ.

— А его никто к стенке ставить… то есть прижимать пока и не собирается. Главное, что нам удалось? Что первый пилот почему то соврал. А это уже компра! Это повод присмотреться к нему повнимательнее. Если он в чем то замешан, то обязательно рано или поздно прорежется. Ты понял, Громыхайло?

— Я еще раньше тебя это понял.

— Врать-то!

— Не вру.

— Врешь, говорю!

— Не вру!

Наступал день. От Хан-Тенгри сквозило прохладой. Высоко в небе парил беркут разыскивая добычу на горных склонах. Десантники чистили автоматы, заглядывая в стволы воспаленными красными глазами. А в палатке на спальнике лежал Борис Корин и темнота, которая окружала его была похожа на черное облако, из которого нет выхода.

Агентурное наблюдение № 22

Ленгли. Штаб квартира ЦРУ. Конспиративный звонок руководителя Управления тайных операций ЦРУ невыясненному объекту.

— У нас все готово для встречи истребителя! Вы скоро закончите заправку? Мне сообщили, что из десантной части под городом Ош в ста двадцати километрах от места проведения операции поднялись три вертолета. Пока неизвестно куда они идут, так как полет проходит по горным распадкам, но общее направление именно в вашу сторону! Если операция будет под угрозой срыва, то можете уничтожить всех свидетелей, но истребитель не трогайте! Надеемся на лучшее! Мы ждем вас!

На четвертые сутки поезд на котором ехали Манфред Дарбан и беглый Колян добрался до Омска. За все это время оба преступника если и не подружились, то прониклись некоторой долей доверия друг к другу. Манфред перестал привязывать к запястью страховочную бечевку, а Колян перестал коситься на длинноствольный пистолет, который его попутчик иногда доставал из-за пазухи, чтобы протереть от угольной пыли.

Эта пыль доставала их до невозможности. Она не могла проникнуть в запаянные банки с тушеными консервами, но зато хлеб хрустел на зубах как сахар, а сахар был похож на уголь. Напрягало также и то, что надо было часто наполнять водой две «соски» полторашки, которые за день снова становились пустыми. Эта процедура требовала особой осторожности. Во-первых запросто можно было попасться на глаза стрелочникам, которые на полустанках шлялись вдоль состава, или осмотрщикам вагонов, которых Колян тут же окрестил «дятлами» за их молотки на длинной ручке. Бывало, что элементарно не везло — не было ни осмотрщиков, ни стрелочников, но не было и речки поблизости. В таких случаях Манфред забирал всю воду себе и отмерял небольшими порциями, растягивая запас на сутки.

Когда справа по ходу поезда через просветы в деревьях замелькала рябая поверхность реки Омь, Манфред сказал Коляну.

— Надо нам выбрать более приличный плацкарт. Я весь пропитался углем. Зажги спичку и я вспыхну как кусок антрацита.

Колян согласился с ним.

— Я, в натуре, что хочу сказать. Это в тайге народу нет, а как поедем за Уралом, там станций как автобусных остановок в Москве. Носа не высунем. Надо прикид оформить по-человечески, отмыться. Я в своей робе как прыщ на носу.

Через полчаса, когда лес уступил место садам и огородам и вдали показались пригороды Омска, Манфред и Колян спрыгнули с поезда. Прячась в лесопосадках, они примыкающей к изгороди березовой рощицей пробрались в садоводческое товарищество и укрылись в недостроенном домике, хозяин которого, похоже навсегда оставил мечту о собственноручно выращенных огурчиках и помидорчиках. Дарбан умылся в ржавом баке, на дне которого скопилась дождевая вода и сказал Коляну.

— Сиди как мышь. Я постараюсь к ночи вернуться. Принесу одежду и еду.

Колян попросил.

— Ты уж не бросай меня. Я отработаю, зуб даю.

Манфред успокоил его.

— Если бы захотел бросить, то ты бы уже давно в сибирской тайге гнил.

Вернулся Манфред поздно, когда на фиолетовом небе уже появилась звездная россыпь. От него вкусно пахло шампунем, мылом и в свете луны лицо его без признаков щетины казалось неестественно белым. Колян с завистью потрогал пуговицу на новом джинсовом костюме.