Джулия - Звева Казати Модиньяни

Позже она вышла на порог, чтобы полюбоваться небом, на котором вокруг острого лунного серпа уже замерцали первые звезды. Под аккомпанемент цикад светлячки вышивали на темном холсте свои замысловатые узоры.

Джулия прислонилась к дверному косяку, боясь, что ее смоет потоком воспоминаний. Она услышала лай собак и громкий голос дедушки, прикрикнувшего на них, чтобы они замолчали. Потом ветер донес голос Заиры, ее мятный запах, трепет, вызванный ее нескромными прикосновениями. Потом из ночи долетели слова песни:

…Дальний берег, морская прохлада,

Красота увядающих роз…

Все-таки «красота» или «аромат»? Теперь, когда дедушки нет, приходилось только гадать.

Еще немного – и ночь поглотила звуки и воспоминания. Джулия почувствовала себя одной в целом мире.

В тишине послышались неуверенные шаги, и Джулия увидела при лунном свете неясный силуэт. У нее оборвалось сердце.

– Джулия, – позвал голос из темноты.

Она услышала свое имя, и страха как не бывало. Ветер унес воспоминания, но осталась реальность. Воспоминания принадлежат прошлому, а перед Джулией вся жизнь.

– Я здесь, – ответила она и шагнула в темноту.

– Я боялся, что больше никогда тебя не увижу, – признался Лео. – Хорошо, твоя мама сказала мне, что ты здесь.

«Не упускай своего счастья», – вспомнила Джулия слова матери.

– Я тебя ждала.

Она взяла Лео за руку, они вошли в дом и поднялись в дедушкину спальню, где главное место занимала широкая кровать, застеленная белым пикейным покрывалом. Для первой ночи любви Джулия и мечтать не могла о лучшем ложе.

Она погасила свет, распахнула окно, которое заглядывало в звездное небо, и, вернувшись к Лео, снова взяла его за руку. Ее рука дрожала.

– Тебе страшно? – спросил Лео.

– Очень, – призналась она. – Но это меня не остановит.

Проснувшись, Джулия вдохнула теплый запах земли, сена – запах деревни. В комнату весело заглядывало утреннее солнце, на небе не было ни облачка. Первый любовный опыт оказался не совсем таким, каким она рисовала его в своем воображении, но это утро Джулия встречала женщиной. Счастливой женщиной.

– Выспалась? – спросил Лео уверенным тоном любовника, знающего себе цену. Он не ждал бурных проявлений восторга по поводу своих мужских достоинств, однако, чувствуя, что не ударил в грязь лицом, не удивился бы, если бы они последовали. – Как ты?

– Как королева, – Джулия потянулась по-кошачьи. – Здесь совсем другая жизнь, правда?

– Представь себе, я всегда ненавидел деревню, – признался Лео. – А тут мне хорошо, тут чувствуешь себя свободным. Может, это и называется счастьем?

Джулия шумно втянула носом воздух:

– По-моему, пахнет кофе. Или мне показалось? Неужели кто-то решил меня побаловать?

– Ты угадала. Мне не хотелось тебя будить, я сам все нашел внизу – и кофейник, и кофе, и сахар.

Лео жестом пригласил ее обратить внимание на столик, где она увидела поднос с двумя дымящимися чашками.

Джулия послала ему воздушный поцелуй.

– Очень мило с твоей стороны, – поблагодарила она, влезая в длинную полотняную рубашку с кружевами, которую нашла в шкафу.

– Современная версия «Весны» Боттичелли, – любуясь Джулией, высказал свое восхищение Лео.

Во дворе раздался автомобильный гудок, и женский голос позвал:

– Джулия!

Это была Заира, она приехала на джипе и шла к дому с корзинкой, накрытой белоснежной салфеткой.

– Эй, люди добрые! Просыпайтесь! – нараспев кричала Заира, подражая уличным торговкам. – Выходи, соня! – пригласила она Джулию, выглянувшую в окно. – Маркитантка приехала! Пора завтракать!

– К чему весь этот балаган? – укоризненно улыбнулась Джулия, появляясь на пороге кухни.

Увидев ее в белой, до пят, облегающей рубашке, Заира обомлела.

– Ты восхитительна, – зачарованно прошептала она. – Правда, восхитительна. Нет слов.

Сама она появилась в легких брюках и оранжевой блузке. Волосы шелковым каскадом падали на плечи.

– Дай мне. – Джулия взяла у нее корзинку и поставила на стол.

Они обнялись, и Заира ощутила в юном хрупком теле подруги неожиданную внутреннюю силу – силу, делавшую ее рабой Джулии.

– Ты изменилась, – чуть слышно сказала она.

– Я счастлива, – призналась Джулия. – Счастлива, потому что люблю.

Она была рядом, но ее счастье не имело никакого отношения к Заире, которая чувствовала себя в это летнее утро обделенной.

– Для меня это не новость, – нарочито небрежным тоном произнесла Заира. Но тут же голос ее снова потеплел. – Главное, ты здесь.

Она нежно прижимала к себе Джулию, и в памяти всплывали слова печальной песни, слышанной в детстве, и она повторила их вслух:

– Зачем ты возвращаешься ко мне, когда ты сердцем не со мною?

«И правда, зачем? – подумала Джулия, начиная сомневаться в случайности новой встречи с Заирой. – Неужели это знак судьбы?»

Заира дотронулась до ее груди, надеясь возбудить прежние чувства. Тщетно. Джулия недовольно поморщилась.

Появление Лео отрезвило Заиру, настроенную на лирический лад.

– Это и есть предмет твоей любви? – спросила она, глядя на возникшего в дверях атлетически сложенного мужчину.

Джулия кивнула и пошла навстречу Лео, который успел перехватить растерянный взгляд, каким Заира провожала подругу.

– Вы прекрасно смотритесь вместе, – заметил он тоном художника, обдумывающего сюжет новой картины. – Красота контрастов. Канат под куполом цирка, и на нем две танцовщицы. Букеты роз, дождь лепестков и в конце смертельного номера шквал аплодисментов.

– Во всяком случае, не банально, – уточнила Заира.

Джулия спохватилась, что еще не представила Лео и Заиру друг другу:

– Познакомьтесь. Лео Ровелли. Маркиза Манодори Стампа.

– Привет, Заира, – поздоровался Лео и, поцеловав подругу Джулии в щеку, спросил: – Как жизнь?

У Джулии все похолодело внутри. Между бровей залегла едва заметная складка.

– Так вы знакомы? – удивилась она.

Ответа она не получила.

Заира ловким движением сдернула салфетку, демонстрируя содержимое привезенной корзинки: два термоса – один с кофе, другой с молоком, круассаны, йогурт, фрукты.

– Небось голодные, – предположила она, намекая на бурную ночь, проведенную влюбленными. Нарочитая циничность и самоуверенность не могли скрыть внутренней растерянности: Заира побледнела, ее огромные черные глаза потеряли блеск, взгляд стал тусклым.