Свидетели времени - Чарлз Тодд

Но отец Джеймс не понимал, что трагический для него ход вещей, который спровоцировал он сам, уже не остановить.

Что-то не должно было выйти на свет, если он собирался ждать до старости.

Ратлидж сказал, обращаясь сразу и к женщинам, и к Хэмишу:

— Я не знаю ответа, но, видит Бог, хотел бы знать!

В комнате воцарилась тишина.

Миссис Барнет выглядела очень расстроенной и была не готова принять сторону одного из своих постояльцев.

Мэй Трент, на которую был направлен удар, нашла в себе силы совладать с собой и посмотреть в глаза инспектору.

— Как вы могли поверить в это! — воскликнула она, обращаясь к Ратлиджу, и он заметил, что теперь на ее ресницах блестят слезы.

Стены комнаты вдруг надвинулись на него, а поскольку обе женщины стояли между ним и дверью, ему показалось, что он в ловушке. Он сделал глубокий вдох, стряхивая волну паники, и прибег к испытанному методу, который всегда в таких случаях помогал, — призвал на выручку свою способность командовать людьми. И спокойно, хотя внутри бушевал вихрь эмоций, сказал:

— Миссис Барнет, можете мисс Трент подать ужин? Ей надо поесть, но она не в том состоянии, чтобы куда-то пойти.

— В комнату? — спросила с сомнением миссис Барнет.

— Нет, в обеденном зале, внизу. Мисс Трент, идите умойтесь и спускайтесь ко мне. — И добавил, видя, что она хочет возразить: — Я обещаю больше не говорить ни о миссис Седжвик, ни… о ваших собственных воспоминаниях. Но хочу послушать рассказ о том интересе, который отец Джеймс проявлял к «Титанику» и его гибели. Если расскажете, оставлю вас в покое.

Мэй Трент вспылила:

— Я не нуждаюсь в вашей жалости! — В ней заговорила гордость.

— Я и не предлагаю вам жалость. Я ищу ответы на свои вопросы. Если вы мне поможете, я приму помощь с благодарностью. — И уже с мягкостью, которая удивила женщин, он добавил: — Уверяю вас, так будет к лучшему.

Мэй Трент посмотрела на него, как будто сомневалась, как поступить, но ей явно не хотелось оставаться одной со своими мыслями и идти в «Пеликан», где ее состояние будет замечено и вызовет любопытство.

— Дайте мне пять минут.

Она пошла к себе в номер, а миссис Барнет повернулась к Ратлиджу:

— Это было непростительно.

— Непростительно убивать, — твердо ответил он. — Я могу понять ее состояние, даже больше других. Но не могу бросить расследование, потому что должен найти ответы на вопросы.

— Она не могла знать миссис Седжвик! Даже если они случайно встречались на палубе. Это не могло иметь отношения к отцу Джеймсу. А вы уже поспешили обвинить ее, не зная правды.

— Это она себя обвинила, — сказал он устало, — так бывает при допросах. Случайно вырываются слова, о которых потом жалеют. Не знаю, почему вы сюда пришли, но, поскольку оказались здесь, у меня не было выбора. Пришлось вас игнорировать.

Все еще возмущенная, миссис Барнет воскликнула:

— Вот инспектор Блевинс, он никогда бы…

— Я не инспектор Блевинс! — отрезал Ратлидж и убрал фотографию обратно в стол.

«Нет, — сказал Хэмиш, — но какая жалость».

Ратлидж вышел вслед за миссис Барнет из комнаты и, закрывая дверь, сказал:

— Забудьте о том, что здесь произошло. Вы ничего не измените, тем более что пока не понимаете причин, скрытых за моими действиями. Поскольку вы все слышали, я спрошу у вас: какой женщиной была миссис Седжвик?

— Даже не знаю, что вам сказать… — ответила миссис Барнет. — Я ее почти не знала. Она всегда была с кем-то из членов семьи, и у меня редко случалась возможность перекинуться с ней парой слов наедине… — Она вдруг остановилась. — Но не понимаю, какое это имеет значение…

— Потому что каким-то образом она имела большое значение для отца Джеймса. И даже если мы арестовали Уолша, это не значит, что мы не должны искать и проверять другие версии.

— Говорю вам, я ее почти не знала, — повторила миссис Барнет. — Но она была хорошо воспитана. Из приличной семьи. Говорят, она была то ли племянница, то ли кузина американской жены лорда Седжвика. Довольно красивая, как вы сами видели. Немного застенчивая, с очаровательной улыбкой.

— Она посещала церковь в Остерли?

— Не часто. У них своя маленькая красивая церковь в поместье лорда в Восточном Шермане. Но Седжвики появлялись в Остерли время от времени всей семьей. Викарий пытался ее заинтересовать участием в благотворительности, но она слишком стеснялась и часто находила уважительные причины, чтобы не появляться на этих мероприятиях.

— У нее были друзья в Остерли?

Они уже спустились вниз и прошли через стеклянные двери в обеденный зал. Он заметил, как она оглянулась — кажется, ей очень хотелось убежать от него на кухню.

— Не думаю. Но люди в основном ее любили, никогда не слышала, чтобы кто-то отозвался о ней плохо. Мужчины считали ее привлекательной. Им нравился ее мягкий американский акцент. Мой муж говорил, что такие женщины пробуждают в мужчинах инстинкт защитника, их хочется оберегать.

Миссис Барнет с сожалением взглянула на остывший ужин и сказала:

— Сейчас подогрею.

— А женщины ее любили?

— По-моему, да. Но женщины высшего общества принимают в свой круг неохотно. — Она задумалась. — Странно, только что вспомнила, семья Седжвик всегда приходила обедать сюда в день ярмарки. Мать моего мужа, ее уже нет на свете, называла миссис Седжвик бедным маленьким кроликом. Как будто видела ее преследуемую сворой охотничьих собак. — Она покачала головой. — Хотя я не находила ее такой.

Она взяла тарелку и пошла на кухню. По дороге обернулась:

— Вы не станете больше расстраивать мисс Трент? Мне не хотелось бы терять ее как свою гостью из-за того, что вы ее преследуете. В это время года немного гостей, которые живут у меня целую неделю. И не надо тащить ее в вашу контору.

— Она будет в полной безопасности, заверяю.

Мисс Трент с явной неохотой присоединилась к Ратлиджу. Она была очень бледна и, кажется, ощутила неловкость, увидев, что они совершенно одни в пустом зале.

Он сразу сказал:

— Должен извиниться. Но поймите, я делаю свою работу и привык делать ее хорошо.

Это было для него наиболее приемлемое извинение, не допускающее капитуляции, и она его приняла.

— Скажу прямо, мне не очень нравится ужинать с вами, но еще меньше устраивает перспектива попасть в участок, где каждый будет на меня глазеть. — Искорки в ее глазах свидетельствовали о том, что она пришла в себя.

Он засмеялся:

— Тут вы правы. Но я же обещал больше не говорить о вас, только об отце Джеймсе.