Невеста шотландского воина - Адриенна Бассо

– Откуда ж мне знать. Случай очень тяжелый.

– Ладно, – вмешалась Грейс, – тогда лучше скажи: что нам делать? Как помочь ему выздороветь?

– За ним надо тщательно ухаживать, постоянно накладывать охлаждающие компрессы, не только на лоб, но и на тело, руки и ноги. Как еще бороться против жара, я не знаю. – Агнес запнулась и кашлянула пару раз, чтобы скрыть свою растерянность и опасения. – Да, если появятся пузыри, немедленно позовите меня, их надо будет проколоть.

– Я не отойду от него ни на минуту. Я буду ухаживать за ним и днем и ночью, – со слезами в голосе проговорила Грейс, ласково поглаживая Эвана, который так и не приходил в сознание, по голове.

– Я помогу тебе, – твердо сказала леди Мойра. – Вместе мы обязательно справимся. Благодарение Богу, что нас двое, вдвоем мы одолеем болезнь.

Глубокая искренность и решительность, явственно слышимые в ее голосе, поддержали Грейс, подкрепили ее надежду. Бесконечно ссорящиеся по мелочам, Грейс и леди Мойра, обладавшие сильным и благородным характером, в большом и главном всегда заслуживали доверия, они обе любили Эвана, каждая по-своему, но тот, кто любит, всегда надеется и все переносит. Обе были полны решимости, они будут бороться с болезнью Эвана и победят ее.

В течение следующих трех дней состояние Эвана ухудшилось очень резко, он то приходил в сознание, то терял его, его одолевали приступы лихорадки, и тогда все его тело дрожало от жара.

Казалось, что жизнь по капле утекает из его тела, несмотря на все усилия Грейс. Она иногда впадала в отчаяние, но затем, помолившись, вновь обретала надежду и с новыми силами опять начинала борьбу за жизнь Эвана.

Однажды, проснувшись утром, она услышала за спиной странные звуки, похожие на всхлипывания. Обернувшись, она увидела стоявшую в дверях леди Мойру, по щекам которой текли слезы.

– Ему все хуже, приближается конец.

– Нет! – злобно закричала Грейс. – Он сильный и выносливый. Я верю, он выживет!

Леди Мойра смахнула слезы и прошептала:

– Иди поспи немного, ты не спала почти сутки, я побуду возле него.

Грейс неохотно согласилась, усталость давала о себе знать.

Прошел еще один день. Эвану не становилось лучше. Находясь без сознания, он отказывался от еды и питья, а если ему пытались силой что-нибудь влить в рот, то он почти все выплевывал. Он часто бредил, то выкрикивая в бреду отрывистые команды, то шепча что-то нечленораздельное себе под нос, то плакал, проклиная свое незаконное рождение, то произносил любезности, обращаясь к какой-то женщине.

Все то, что скрывалось в глубине его души, что так старательно им пряталось от чужих ушей, болезнь и бред выпустили на свободу. Грейс внимательно прислушивалась к обрывкам фраз, отдельным словам, открывая для себя его душу; она следила за всеми его мельчайшими обмолвками, порывами, движениями; она изучала его характер, ту духовную материю, из которой состояла его внутренняя скрытая сущность.

Перед ее мысленным взором представал сильный, мужественный человек, незаслуженно обиженный жизнью, но безропотно несущий все испытания и тягости, выпавшие на его долю.

«Если он умрет… – Грейс замотала головой. – Нет, нет, надо выбросить все подобные мысли из головы».

Агнес регулярно навещала больного, все время давала ему выпить лекарство или настойку, которые сначала помогали, но потом их действие проходило, и у Эвана опять начинался приступ лихорадки.

Леди Мойра ухаживала за сыном так же самоотверженно, как и Грейс. Несчастье сплотило двух женщин, пробудило в них взаимную любовь, прежние ссоры и раздоры теперь казались чем-то далеким, смешным, нелепым.

Слухи о болезни Эвана, которую невозможно было скрыть, поползли по замку. Для того чтобы успокоить встревоженных обитателей, Грейс сказала Дирдре, что Эван сильно простудился, вместе с тем заверив, что тут нет никакой опасности.

Надежду на благоприятный исход в ней поддерживали два обстоятельства: во-первых, на теле Эвана так и не появились смертельно опасные пузырьки, а во-вторых, никто не заразился.

Через девять дней наступил наконец долгожданный перелом. Лихорадка заметно ослабла. Грейс сидела возле мужа и гладила его по голове, как вдруг он взял ее за руку и притянул к себе.

– Грейс, дорогая, отчего у тебя такой измученный вид?

Его голос был тих и слаб, но в нем слышалось столько нежности, что Грейс обрадовалась. Он пришел в сознание!

Она заплакала от охватившего ее счастья. Сквозь пелену слез Грейс увидела, как он пытается привстать, но у него ничего не получается. Она машинально нагнулась и, подложив повыше подушки под его плечи, помогла присесть в постели.

Эван сильно похудел за время болезни, скулы резко выступали на его бледном, изможденном лице. Но он выздоровел, и это главное. Вне всякого сомнения, вскоре он окончательно поправится. Грейс произнесла про себя благодарственную молитву, затем приподнялась, подошла к дверям спальни, открыла их и так громко закричала от радости: «Эван пришел в себя!» – что ее крик был слышен не только в коридоре и на этаже, но и во всем замке.

Эван плыл, вернее, его уносило течением, а он пытался во что бы то ни стало выбраться на землю, очнуться от липкого и вязкого полузабытья, тянущего его под воду. В голове прояснилось, он попытался открыть глаза, но это оказалось, удивительное дело, очень нелегко.

Раскрыв их как можно шире – на самом деле он лишь наполовину приподнял веки, – Эван огляделся по сторонам.

Место было более чем знакомое. Его спальня. Он провел рукой возле себя. Он лежал на чем-то мягком. На тюфяке. Один. Нет, ведь только что здесь рядом была Грейс. Он видел ее, разговаривал с ней. Куда же она подевалась? Или ему все это приснилось?

Перед глазами все плыло, как в тумане, голова гудела, пересохшее от жажды горло горело. Закрыв глаза, Эван попытался вспомнить, что же с ним произошло. Ах да, у него был сильный жар, он был словно в огне, языки пламени обжигали его со всех сторон, кожа и тело нестерпимо горели. Голова пылала, он почти ничего не соображал.

Сквозь боль и помутившееся сознание Эван чувствовал, как его обтирают чем-то холодным, а когда он стонал от невыносимого жара, над его головой словно издалека звучал нежный, успокаивающий голос. Этот голос облегчал его страдания, успокаивал его, гасил возбуждение. В страшные минуты мучительной агонии, когда, казалось, смерть стояла рядом, тихий, ласковый голос был для него спасительным маяком, вызволявшим его из мрака небытия.

Это был голос Грейс. Ее любви. Придя в себя, он позвал ее, но его голос был тих и слаб. На миг ему стало не по себе, как-то страшновато, но тут его желудок сжался и заурчал от голода. От невыносимого голода! Сколько дней он не ел? Эван никак не мог, как ни старался, вспомнить, когда ел в последний раз.

Он попытался привести мысли в порядок, вспомнить, как и почему он заболел. Новый карьер, встреча в лесу с больным торговцем, его умершие жена и дети. Эта страшная болезнь. Похоже, ему повезло, он вырвался из ее лап.