Магия отступника - Робин Хобб

Но больше всего меня поразило огромное количество — множество тюков — гернийского табака. Несмотря на запрет торговать им со спеками, такой обмен явно процветал. Люди усердно оттаскивали тюки к маленьким лодочкам, а те доставляли их на корабли, стоящие на якоре. Бледные мужчины с рыжими или золотистыми бородами и гладко выбритыми головами охраняли товар, глухие к уговорам других торговцев, желающих выкупить у них хотя бы часть. Кроме того, табак продавался и в розницу, на прилавках спеков. Тут же были и трубки — для тех, кто с нетерпением жаждал опробовать новое приобретение. Меня поразило воздействие, которое это растение оказывало на курящих спеков. Неподалеку от прилавка полдюжины почти нагих нищих умоляли о единственной затяжке или хотя бы прогоревшем пепле, вытряхнутом из трубки. Казалось, их совершенно не беспокоит то, как солнце обжигает их голую кожу. Они обменяли все, что у них было, на табак, а теперь клянчили еще. Выглядело это жалко и пугающе. Оликея наградила их сердитым взглядом и промчалась мимо табачных рядов, заставив мальчика-солдата ускорить шаг, чтобы не отстать от нее.

— Они меняют товары на яд. Дураки, — объявила она, когда мальчик-солдат спросил ее, почему она так разогналась. — Они позорят свои кланы и весь народ. Торговать этим хорошо, морские купцы охотно берут его у нас. Но почему мы продаем яд собственным родичам, я не понимаю. — Затем, словно он выразил интерес, она добавила: — И все знают, что для великих это яд. Даже не вздумай его пробовать!

Мы подошли к участку рынка, окруженному пустыми прилавками. Разграничение бросалось в глаза. Пять или шесть прилавков перед нами были сдвинуты в сторону. Оликея неожиданно взяла меня за руку.

— Этой дорогой мы не пойдем, великий. Давай лучше двинемся по этому ряду.

— Но почему? Почему эти прилавки отделены от остальных?

В голове у меня проносились всевозможные объяснения. Болезнь. Чужаки. Нечестивые товары.

— Они хуже торговцев табаком, — тихо пояснила Оликея. — Они продают железо. Их не волнует, что оно делает с магией. Они говорят, что железо неизбежно придет, что оно будет нами править, поскольку наша магия не сумела прогнать его туда, откуда оно явилось. Нашим великим это не нравится. Они запретили торговать железом. Но эти купцы молоды или приехали из других мест и не уважают наши обычаи. Они выяснили, что великий может запретить железо, но магия не в силах их прогнать… Ну, их тут мало кто уважает, но, по правде сказать, многим нравятся инструменты, которые не ломаются и остаются острыми. У многих есть такие вещи, только они про них помалкивают. Наши великие, по большей части, не обращают на это внимания.

Я вспомнил о кремне и огниве, которые она носила с собой, чтобы разжигать огонь, и о небольшом ноже, что однажды у нее видел. Мальчик-солдат ничего ей про них не сказал.

— Я хочу туда пойти, — вместо этого сообщил он. — Хочу посмотреть, что у них есть.

— Это не слишком мудро, Невар. Ты можешь заболеть, или железо ослабит твою магию, как раз когда ты ее восстанавливаешь.

— Я пойду туда и посмотрю, что у них есть. Мне важно это знать.

— Как пожелаешь, — проворчала она и выпустила мою руку. Мальчик-солдат успел пройти с полдюжины шагов, прежде чем она неохотно последовала за мной. Он оглянулся на нее. Несколько людей на рынке пристально уставились на меня. Кое-кто пошептался с соседями, и ко мне повернулось еще несколько голов. Один владелец прилавка неожиданно накрыл свои товары одеялом. Другой захлопнул ставни в закрытом киоске. Мальчик-солдат упрямо шел вперед.

Он почувствовал железо прежде, чем я увидел его. Это было похоже на жужжание пчелиного улья где-то поблизости. Мальчика-солдата тревожило похожее чувство опасности, а по мере того как гудение становилось громче, он все с большим трудом справлялся с желанием поскрести кожу. Он держался середины улицы и оттуда смотрел на прилавки. Товары, разложенные на них, подтвердили его подозрения.

Они все были сделаны в Гернии.

Мы прошли мимо прилавка, где спек продавал гернийские инструменты и орудия из железа. Ножи, молотки, клещи, ножницы и иголки, привлекшие толпу покупателей. Присутствие металла отозвалось у меня жаркой зудящей сыпью по всему телу, но мальчик-солдат заставил себя идти дальше. Я знал, что он ищет. Ружья. И порох. Продавать их спекам не разрешалось, но, как и в случае с табаком, многие преступали запреты ради высокой прибыли.

Под следующим навесом торговали острыми инструментами, по большей части топорами. В глубине хозяин выставил большую поперечную пилу и крепкий деревянный бочонок, в который были сложены звенья длинной и тяжелой железной цепи. А сбоку стояла длинная стойка с клинками. Самыми разными, по большей части тронутыми ржавчиной. Лишь немногие из них подошли бы приличному человеку. При виде клинков у него вдруг закружилась голова, он пошатнулся и шагнул в сторону. Вокруг покупатели останавливались поглазеть на нас. Несколько человек отвернулись и поспешили прочь, словно устыдившись, что великий застал их здесь. Железо давило на мою магию, точно пальцы на горле. Мальчик-солдат начал задыхаться.

Оликея заметила мое состояние.

— Я тебя предупреждала. Тебе не стоит здесь находиться.

Она вновь взяла меня за руку, развернула и потащила за собой. Мальчик-солдат был благодарен ей за помощь. Его мысли путались, и я не был уверен, что он смог бы выбраться отсюда сам.

— Они не должны продавать такие вещи там, где может пройти великий, — ворчала Оликея.

Мое удивление увиденным изобилием гернийских товаров переросло в гнев, а потом в странное чувство, что меня предали. Если спеки так сильно ненавидят нас, так возмущены тем, что мы делаем с их лесами, как же они могут с такой радостью искать выгоду от наших встреч с ними?

— Почему мы вас ненавидим? — мысленно переспросил меня мальчик-солдат. — Посмотри, что вы с нами делаете. Вы убьете наши деревья предков, отравите нашу молодежь и уничтожите нашу магию. И ты еще удивляешься, почему вы должны уйти?

Когда мы оставили торговцев железом позади, мальчик-солдат снова смог дышать, хотя его все еще слегка трясло. Оликея заставила меня присесть на низкую стену, куда-то умчалась и вскоре вернулась с большой кружкой прохладного и сладкого фруктового сока. Пока он его пил, я осмотрел рынок новым взглядом. Очевидно, порядок обмена с гернийцами возник уже довольно давно. Я заметил обрывки гернийской ткани, вплетенные в прическу высокого бледного мужчины. Женский передник, много раз чиненный, превратился в плащ для малыша, носившегося среди ярмарочной толпы. Из того, что я помнил из истории, получалось, что мы торговали со спеками задолго до того, как король Тровен построил военный аванпост в Геттисе. Или прежде они отказывались от нашего железа? Этого я не знал.

Убедившись, что я пришел в себя, Оликея повела меня от прилавка к прилавку, обменивая сокровища Лисаны на необходимые нам вещи. Я перестал следить за этим. Было слишком больно смотреть, как она обращается с вещами Лисаны, словно с самым обычным товаром. Пусть с этими чувствами разбирается мальчик-солдат. Вместо этого я позволил себе увлечься зрелищем, представшим моим глазам. Оно посрамляло карнавал Темного Вечера в Старом Таресе. На одном перекрестке рядов я заметил музыкантов и жонглеров, повсюду были расставлены палатки с горячей едой. Я насчитал представителей трех народов, которых не встречал прежде. Одним прилавком распоряжались высокие мускулистые люди: и мужчины, и женщины — с веснушчатой кожей и волосами от рыжего до соломенного оттенков. Оликее с ними не повезло. Ей очень хотелось заполучить предлагаемые ими сверкающие хрустальные бусины и статуэтки, но ее товары их не заинтересовали. Они менялись только на табак. Все они курили трубки, и из-под их навеса выплывали клубы ароматного дыма.