Ветхая ткань бытия - Константин Бояндин

С десяток его разведчиков постоянно кружат на почтительном расстоянии от Цели. С чего начинать действия? Удар можно нанести только один; второй попытки может уже не получиться. Тнаммо чудом избежал предпоследней осады тайной лаборатории и не питал никаких иллюзий относительно возможностей Совета Магов… или кто ещё там был его противником.

Шкаф или Цель? Куда посылать главные силы? До позавчерашнего дня он был уверен, что искомая вещь лежит где-то в глубинах дома Цели. Теперь же он вовсе не был уверен. Неуверенность же — худшее из проклятий. Она уже не раз обходилась ему очень дорого. Тнаммо взглянул краем глаза на Альмрин. Девушка сидела в кресле позади него и с увлечением читала «Историю освоения Юга». Архаичную, но живо написанную книгу, которая сразу же понравилась Тнаммо. Отчего вдруг она так заинтересовалась книгами? Тнаммо считал, что, как и намеревался, не навязывает ей своей воли. В умственном отношении она во многом — маленький ребёнок. Но как быстро обучается!

Впрочем, это только на пользу. Пятый тяжело опустился в кресло. Возраст уже сказывается.

Плюс постоянное напряжение, подозрительность, ожидание подвоха. Вот они, самые действенные виды оружия Совета. А вовсе не команды особого назначения, которые раз за разом опустошают его склады и уничтожают оборудование…

Ну ладно. Будем полагаться на интуицию. Пока что от Первого нет никаких сигналов — следовательно, время терпит. А когда времени не останется, будем… снова полагаться на интуицию.

Пока же надо выяснить, что такое «Зивир», кто такой «Гость» и кому принадлежат несколько названных имён. Впрочем, одно из имён, а именно «Менвермориллидд»» Тнаммо было слишком хорошо знакомо. Но сделать с этим ничего нельзя: место, откуда могли прийти звуки этого имени, запретно и для него, и для его разведчиков.

Тнаммо, как и Унэн, осознавал пределы своих возможностей.

— Передай Хирголу, чтобы изготовил ещё два десятка «глаз», — вручил он записку Альмрин, и та кивнула, осторожно отложив в сторону книгу. — После пусть принимается за эликсир. Нам потребуется по меньшей мере восемь… нет, двенадцать килограммов… впрочем, это я передам сам.

И Альмрин выпорхнула наружу. Тнаммо проводил её взглядом и задумался. О многом.

… А Хиргол подобрал из корзины для ненужных бумаг клочок, на котором явственно значилось «крепость» и «Зивир» и долго думал. После чего на всякий случай записал всё это в свою тетрадь. Кто знает, когда Первый потребует отчёта. Главное то, что не будет возможности отказаться.

* * *

— Дванламмо, сын Орла Арвоилла, приветствует Оранжевого Тигра, — услышал Сунь Унэн сквозь слабую дымку, которой покрывалась реальность во время медитации.

Он открыл глаза и заметил, что вождь сидит напротив — в новом одеянии, которое, без сомнения, носил этой ночью. От одежды, придававшей жрецу некоторое сходство с Покровителем, доносилась необычная смесь запахов. Было что-то хвойное, терпкое и легко ощутимое; был дым, оставшийся от сжигания трав; были и другие компоненты — некоторые вовсе не относились к благовониям. Кровь, например.

В комнатке они были вдвоём.

Ни охраны, ни Шассима. Унэн чуть сосредоточился и понял, что на расстоянии ста шагов от домика тоже никого не осталось. Итак, вождь снизошёл до частной беседы. Видимо, что-то срочное: из намёков Шассима он знал, что обряды очищения и посвящения могут тянуться несколько недель.

— Сунь Унэн, Оранжевый Тигр, приветствует Дванламмо, — ответил монах со всей серьёзностью, которую смог собрать. Раз этот народ так чуток к именам, лучше даже не пытаться шутить.

Вождь некоторое время молчал.

— Тнаммо онги Увинхор мёртв, — произнёс он. Выражение его лица при этом не изменилось.

— Вполне возможно, — согласился монах. — Тело его отыскали несколько дней спустя кораблекрушения. Однако это не первый раз, когда отыскивают его тело. Поскольку от того, жив он или нет, зависит, будет ли великая война между большими государствами, мне необходимо узнать о нём как можно больше.

— Я слышал о тебе, Тигр, — неожиданно произнёс жрец, и посмотрел Унэну прямо в глаза. — Ты странник на этой земле. Тебе ли беспокоиться о судьбах здешних государств?

— Война противна мне, — отозвался Унэн немедленно. — Какой бы она ни была. Во время даже самой справедливой из войн страдают ни в чём не повинные. За войной всегда следуют хаос и распад.

— Все мы всего лишь исполняем волю богов, — возразил жрец. — Если им угодна война среди смертных, не будет ли самонадеянно поступать вопреки их воле?

— Боги так же преходящи, как и люди, — ответил Унэн равнодушным голосом. — Кровопролитие никогда не нравилось мне, кто бы ни велел его начать — повелитель города, страны или целой вселенной.

Жрец склонил голову, и некоторое время смотрел куда-то в пол, словно прислушиваясь.

— Покровитель позволил мне рассказать, кто такой Тнаммо и почему он мёртв для нас, — промолвил он после долгого раздумья. — Я расскажу об этом всего лишь раз, странник. Покровитель велел сказать также, что разгневается, если впоследствии ты хоть раз спросишь об этом нечестивце на священной земле.

Он замолчал. Монах ждал продолжения: тон жреца указывал на это.

— В ответ ты расскажешь о том, о чём захочет знать Покровитель, — закончил вождь. Это было не предложение; это был приказ.

— Я уважаю законы тех мест, где мне позволяют находиться, — Унэн слегка наклонил голову. — Да будет так.

И жрец начал повествование.

Тайком от него, Унэн сжимал в левой ладони крохотный шарик — килиан, записывать он собирался только звуки. К тому же твёрдо намеревался уничтожить запись сразу по окончании своего поручения — если расследование к чему-нибудь приведёт.

Потом гостя накормили (рыбу здесь готовили отменно) и проводили — до незримых границ поселения. Там, не прощаясь, жрец и его свита попросту исчезли.

А спустя несколько минут появился Шассим-Яг, спокойный, как всегда, и бесшумный.

— Как дела? — поинтересовался он, едва они обменялись приветствиями. Унэн остановился, позволяя флоссу опуститься на «насест», и быстрым шагом направился туда, где среди множества неуютных пещер находилась лодка.

— Кое-что узнал, — помахал он рукой неопределённо. — Великие боги, ну и история.

Этот Тнаммо — кем бы он ни был — человек поистине незаурядный. Вождь продолжал называть его мёртвым, но, по-моему, он понимал под этим нечто другое. Не обязательно физическую смерть.

— Может быть, так, а может быть, нет, — возразил флосс. — У них имеется только одно серьёзное наказание. Провинившийся изгоняется навсегда и должен в течение суток покинуть остров.

— Всего-то? — усмехнулся монах.

— Всего-то, — подтвердил флосс. — Учитывая, что всё на острове, живое и неживое, повинуется Покровителю, а провинившийся, как правило, находится в его большой немилости.