Самый бешеный роман - Анна Богданова

– У нее гангрена?

– Все это результат неправильной работы сердца и сосудов головного мозга, – сказал он и назвал мне диагноз, который я не в состоянии воспроизвести.

– Так. Ты ложишься в больницу. Давай собираться, – скомандовала я.

– Нет! Нет! Нет! Никогда! Ни за что! – Бабушка заплакала, но я-то знала, что заплакать она могла в любой момент – это был ее конек – из нее могла бы получиться неплохая актриса.

– Прекратить истерику! – прикрикнула я и стала насильно надевать на нее шерстяную кофту, но у той были отрезаны рукава. Я понимала, что нужно собраться как можно быстрее, что мы задерживаем людей, однако все свитера, ночные сорочки, майки были изуродованы – где-то зигзагом отрезан подол, где-то отхвачены рукава или воротник. – Вандалка! Зачем ты кромсаешь хорошие вещи?!

– Отрезаю то, что мне мешает.

– Чем тебе рукава-то помешали?

– Не поеду никуда, – снова завыла она, и начался второй приступ истерии.

– Хочешь, чтобы тебе ноги оттяпали, как ты вот этот воротник откромсала?

– Так вот, значит, зачем меня туда везут! Не поеду-у-у-у! – орала она.

– Сейчас тебе назначат курс лечения, а если не поедешь, отхватят, можешь не сомневаться.

– Платье мое захвати, – внезапно успокоившись, скомандовала она.

– Какое еще платье?

– Которое ты мне на день рождения подарила. На вешалке висит.

На вешалке болталась белая шелковая сорочка с глубоким вырезом на спине, которую я купила в тот день, когда впервые увидела Алексея Кронского в коридоре издательства, с неровно отрезанным низом. Мама все-таки оказалась права, когда сказала, что бабушка все равно ее обрежет. Но выяснять отношения было некогда – я во что попало одела Мисс Бесконечность, запихнула в сумку изуродованную сорочку, и в этот момент, как назло, зазвенел телефон. Это была Олимпиада Ефремовна. Все разузнав, она пожелала подруге крепиться и пообещала звякнуть мне вечером домой.

– Ей нельзя ходить, позовите кого-нибудь из соседей, чтобы вам помогли дотащить ее до машины, – посоветовал врач.

Соседи не открывали.

– Я бы вам помог, – сказал доктор, – но я на «Норд-Осте» надорвал позвоночник.

– Вы там были?! Да вы настоящий герой! – восторженно воскликнула я, взвалив на себя Мисс Бесконечность.

– Нет, все-таки я вам помогу. Она очень тяжелая.

– Настоящий герой, – завороженно повторила я, и мы вдвоем поволокли болящую к лифту. – Прекрати нарочно тормозить ногами! – шепнула я ей на ухо, заметив, что она сознательно буксует да еще и посмеивается.

– Какой хороший паренек! – воскликнула бабушка, глядя на молодого доктора влюбленными, горящими глазами, и попыталась взъерошить его волосы.

– Тихо, тихо, тихо! Старайтесь опираться на нас, чтобы нагрузка на ноги была минимальной.

Наконец мы уложили Мисс Бесконечность на кушетку и отправились в больницу. Поначалу она лежала спокойно, но потом вдруг начала вскакивать и что-то высматривать сквозь запотевшее окно.

– Прекрати дергаться, а то упадешь!

– Ты смотри, Мань, как Москва-то изменилась! Я ведь лет восемь на улице не была! Вот жизнь пошла! Везде висят огромные объявления, что нужно покупать. В мое время ничего подобного не было, – заметила она и принялась декламировать рекламные слоганы.

Поразительно, у Мисс Бесконечности до сих пор стопроцентное зрение – она прекрасно видит довольно мелкие буквы на скорости 60 км в час!

В приемном покое я осталась без поддержки настоящего героя – «Скорая» уехала, так что таскать бабушку из кабинета в кабинет мне пришлось самой. После двухчасового обследования я вкатила Мисс Бесконечность в палату № 415. Она вытянула руку в знак приветствия и радостно воскликнула:

– Здравствуйте, девочки! Меня зовут Вера Петровна, а это моя внучка – известная писательница Марья Корытникова.

«Девочки», возраст которых колебался от 50 до 80 лет, устремили на меня пытливые, полные любопытства взгляды. Я готова была провалиться сквозь землю, миновав четыре больничных этажа и подвал.

– Очень приятно, – сказала женщина со скудным кульком седых волос на затылке, лежавшая на кровати у окна. – Екатерина Гавриловна меня зовут.

– А я, кажется, читала ваш роман! Вы ведь про любовь пишете?

– Да, – ответила я, вдергивая подушку в наволочку с серой печатью на углу.

– Меня Рая зовут, – представилась та, что читала мой роман. Ей было лет 55, и, судя по всему, она была разбитной бабенкой – своего не упустит. – Маша, за бабушку не беспокойтесь, я над ней беру шефство. А вы мне за это принесите свой роман какой-нибудь почитать.

– С удовольствием, – вежливо отозвалась я, перекладывая Мисс Бесконечность с каталки в койку.

– А вы, Вера Петровна, по ночам храпите? – проскрипела старуха у стенки.

– Откуда ж мне знать? Я сплю и себя не слышу! – возмутилась бабушка.

– Вы, Маша, завтра после обхода приезжайте и подойдите поговорить с лечащим врачом. Он вам все объяснит, – порекомендовала Рая и добавила: – И книжечку не забудьте.

– Да, да, конечно, – ответила я и, пожелав всем скорейшего выздоровления, отправилась домой.

Вечером вместо Олимпиады Ефремовны позвонил Влас и предложил свои услуги:

– Давай я отвезу тебя завтра в больницу.

– Нет-нет, не стоит. Ты человек занятой, а мне после утреннего обхода нужно переговорить с лечащим врачом.

– Знаешь, какое преимущество у начальников?

– Какое?

– Они могут позволить себе отлучаться с работы в любое время.

– Но зачем тебе это нужно?

– Люди должны помогать друг другу. К тому же ты не чужой мне человек – все-таки вместе голышом бегали на море.

– Ничего подобного, я голышом не бегала.

– Все равно я тебя видел! Я за тобой подглядывал!

– Чего? – удивилась я и, разозлившись, воскликнула: – Да знаешь, кто ты?! Знаешь?!

– Кто?

– Озабоченный тип!

Так, незаметно для себя, я вдруг принялась с ним кокетничать. Ну, может, это называется по-другому, но между нами с этого самого дня возникли какие-то новые отношения. Нам было о чем поговорить. А уж этого я никак не ожидала от общения с Власом.

– Подумаешь! Интересно же! – по-мальчишески воскликнул он.

– С тех пор во мне многое изменилось. Так что зря старался!

– Зато каркас остался прежним.

– У меня нет никаких каркасов! Я тебе не автомобиль!

– Ладно, я подъеду в одиннадцать, – заявил он и поторопился положить трубку, вероятно, чтобы не услышать отказа.