Королевство шипов и роз - Сара Маас

– Это связано с болезнью, ослабившей магию?

– Отчасти. Они знают о новом пробуждении болезни и хотят, чтобы мы знали об их присутствии. Словно грифы, они кружат вокруг Двора весны в надежде ослабить наши границы.

Вид у меня, наверное, был совсем плачевный, поскольку Тамлин торопливо добавил:

– Я им этого не позволю.

У меня не хватило смелости сказать ему и Ласэну, что их маски – лучшее доказательство страшного могущества болезни.

Ласэн выбрался из пруда. Я не поворачивалась в его сторону, чтобы снова не увидеть голову казненного.

– Вскоре они получат по заслугам. Болезнь ударит и по ним.

Тамлин что-то рявкнул Ласэну, и тот удалился, унося с собой голову.

Я присела на корточки и стала собирать краски и кисти, но у меня тряслись руки – большая кисть все время норовила выскользнуть из пальцев. Тамлин присел рядом, обхватил мои руки.

– Здесь тебе ничего не грозит, – повторил он.

Мне в который раз вспомнились слова суриеля, велевшего держаться поближе к верховному правителю.

Я кивнула.

– Это – особенности политики Дворов, – продолжил Тамлин, стараясь меня успокоить. – Двор ночи очень опасен, но то, что ты видела, – всего лишь «шутка» их правителя. Он не решился бы напасть на тебя или на кого-то из наших, поскольку тогда ему не поздоровилось бы. Но если болезнь на наших землях усугубилась настолько, что фэйри Двора ночи пересекают наши границы, мы должным образом подготовимся.

Я встала на подкашивающиеся ноги. Мне не хотелось разбираться ни в отношениях между Дворами, ни в их жестокой политике.

– Представляю, как они «шутили» с людьми, когда мы были их рабами, – вырвалось у меня. – Наверняка истязали и пытали нас просто так, из желания посмотреть, как людишки умирают в муках.

Глаза Тамлина помрачнели.

– Иногда я радуюсь, что был слишком мал в те времена, когда отец отправлял своих рабов к югу от Стены – жить в мире смертных. Но я помню их жизнь здесь. Мне этого хватило.

Мне не хотелось даже на мгновение представить, как жили здесь человеческие рабы. Я не пыталась искать следы их пребывания при Дворе весны. Да и вряд ли нашла бы: пятьсот лет – достаточный срок, чтобы из памяти поколений выветрились все ужасы рабства. Нужно просто не думать об этом. Что было, то прошло. Мои вздохи и слезы ничем не помогут тем, кто страдал в прошлом. Но мне было тяжело сознавать, что когда-то по этим землям ходили рабы.

– А ты помнишь, как они уходили с ваших земель? Радовались?

Тамлин пожал плечами.

– В общем-то, да. Они радовались свободе, которой до сих пор не знали. Люди понятия не имели, что в мире смертных их ждет смена времен года. Они вообще ничего не знали о том мире. Но почти все с радостью покидали наши земли.

Каждое слово давалось ему с трудом.

– Я радовался вместе с ними, хотя отец ходил мрачнее тучи.

Внешне Тамлин был спокоен, но я заметила высунутые когти.

Теперь понятно, почему он находился в таком замешательстве, когда я появилась в его доме. Он не знал, как вести себя со мной.

– Тамлин, ты не похож на своего отца, – тихо сказала я. – И на братьев тоже.

Он отвернулся.

– Ты никогда не обращался со мной как с пленницей. Ты не унижал меня, ни одним словом не показал, что я здесь – не более чем говорящая зверюшка.

Тамлин кивнул. Его молчаливая благодарность подсказывала: мне предстоит еще многое узнать о его семье и о том, какой была его жизнь при родителях и потом, когда их не стало, а он внезапно принял титул верховного правителя. Я не отваживалась расспрашивать, особенно теперь, когда пробудившаяся болезнь и так добавила ему хлопот. Сам расскажет, когда сочтет нужным. Тамлин уважал мою жизнь и рассчитывал на ответное уважение с моей стороны.

В тот день я не притронулась к краскам и кистям.

Спустя несколько часов после страшной находки в саду Тамлина вызвали на границу. Куда и зачем – он не сказал, но его молчание говорило яснее слов. Таинственная болезнь пробудилась в землях других Дворов и теперь подбиралась к нашему.

Тамлин впервые не вернулся домой ночевать, лишь прислал Ласэна сообщить мне, что он жив. Ласэн сделал особый упор на слове «жив». И все равно спала я отвратительно. В голову лезли разные мысли. Я не понимала, с чего это Тамлин вдруг решил сообщить мне, что с ним все в порядке, зато прекрасно осознавала другое: я вступила на путь, который рано или поздно разнесет на куски мое смертное сердце. Однако… Я уже не могла остановиться. Не могла с того самого дня, когда вступила в сражение с нагами. И вдруг – отрубленная голова… жестокие игры Дворов, где жизни подданных – не более чем фигуры на доске… Стоило вспомнить случившееся, как желудок попытался вытолкнуть обратно всю съеденную пищу.

Почему в Притиании столько злобы и жестокости? С этой мыслью я наконец заснула.

Меня разбудили всплески смеха и веселая болтовня. Я выглянула в окно и увидела сад, украшенный разноцветными лентами и флажками. На вершинах холмов снова готовили костры и ставили праздничные столбы. Из сада часто слышалось слово «уриск». Когда я спросила Асиллу о его значении, служанка ответила без обиняков:

– Это праздник летнего солнцестояния. Раньше главные празднества проходили при Дворе лета, но… времена изменились. Теперь мы празднуем Уриск у себя. Ты тоже приглашена.

Лето. Пока я покрывала холсты своими картинами, болтала за обедом с Тамлином и бродила с ним по окрестным землям… наступило лето. Неужели отец и сестры по-прежнему верят, что я живу в доме дальней родственницы? А может, они думают, что я решила там остаться? Как они встречают первое лето без меня? В каждый день летнего солнцестояния жители деревни собирались на площади. Вряд ли нынешний станет исключением. Праздник давно превратился в обыкновенный свободный день, хотя не исключено, что в деревню забредут «Дети благословенных» и попытаются сладкими голосами смутить умы доверчивых парней и девчонок. А так… угощение в складчину, плохонький эль, который всегда выставлял хозяин единственной деревенской таверны. Может, наберется две цепочки желающих потанцевать. Праздник в бывшей моей деревне служил короткой передышкой в череде длинных летних дней, заполненных крестьянскими трудами. А при Дворе весны дню летнего солнцестояния придавали более высокое значение и отмечали совсем по-иному.

Тамлин не возвращался. Чтобы заглушить грызущее чувство тревоги, я отправилась в «живописную комнату» и быстро запечатлела праздничный сад. Надвигавшаяся болезнь не могла отбить у здешних фэйри желания отпраздновать Уриск. Я втайне надеялась, что день летнего солнцестояния отличается от Ночи огня и не сопровождается похожими ритуалами. Не хотелось задумываться о том, как я себя поведу, если Тамлину опять придется выбирать подругу.