Перевал - Ростислав Марченко

Балбес Хорни – безногое тело которого отбрасывается в сторону взрывом снаряда…

Молодчина Швед, как лежащий в траве с пулевой пробоиной в своде шлема, так и не обращая ни на что внимания всаживающий реактивную гранату в красную самоходку. Ручные гранаты, падающие рядом с ним… Вздрогнувшее тело Соренсена, принявшее на себя осколки и взрывную волну первого взрыва… Вторая вспышка, отправившая Крастера назад в вертолётную кабину.

Мятежник Ривера, сейчас заинтересовавшийся причинами командирского внимания и вопросительно на Крастера уставившийся, Гарсия, находящийся рядом с ним… Пулеметная пуля, попавшая в незащищённую шлемом голову, фонтан крови и мозга, тело Риверы, заваливающееся на лежащее на носилках тело Гарсии, так и не отпустив руку друга…

Крастер отвернулся в сторону, чтобы никто не заметил неожиданно пробившиеся изнутри слёзы. За исключением первых случаев, когда он жёстко налажал из-за неоправданной самоуверенности, во всех остальных, даже при всём превосходстве сил коммунистов, у него имелись приличные шансы выиграть. Он просто не смог эти шансы реализовать. Лейтенант осторожно разжал рефлекторно сжавшиеся кулаки и дал себе обещание, что в этот раз он сделает все как надо и ошибок не допустит. По крайней мере, настолько значительных.

Когда Крастер достаточно проморгался, чтобы обернуться, лейтенанта встретил острый взгляд взводного сержанта. Лейтенант мысленно усмехнулся – О’Нил отслеживал потенциальные слабые звенья взвода прямо-таки на рефлексах.

* * *

Пока морские пехотинцы набивали патронами магазины и гранатометными выстрелами патронташи, у Крастера было время подумать над совершенными им ошибками, что привели взвод к катастрофе в очередной раз.

Причина гибели огневой группы Аллена лежала на поверхности, он определил её, ещё когда осматривал трупы морпехов. Шедшая на острие клина первая огневая группа первого отделения совершила чертовски популярную ошибку головных дозоров: следуя через густую растительность по причине – цитата – «низкого уровня доверия среди морских пехотинцев», морпехи, бессознательно сократив интервалы, сбились в кучу и элементарно прозевали укрывшееся отделение северокорейцев. А вот те их – нет.

Будь группа Рамиреса в одиночестве, ее бы расстреляли в спину и фланг. Однако, к везению Рамиреса и несчастью Аллена, первая огневая группа первого отделения была не одна, и под раздачу попало вышедшее на замаскировавшихся красных левое крыло клина вместе с шедшими в центре командирами взвода и отделения. По причине короткой дистанции огневого контакта, отличной маскировки и плотного огня коммунистов никаких шансов у морпехов не было. В итоге из шести попавших под кинжальный огонь морских пехотинцев выжил только один Крастер.

В роще, наконец, случилось то, чего Крастер пытался избежать чуть ли не с первой стычки. Лейтенант коммунистов не стал глупо терять людей в откровенно суицидной лобовой перестрелке с морскими пехотинцами, а собрал силы в кулак и попытался раздавить отделение Мюллера контратакой. И раздавил бы, протяни Крастер хотя бы на пару минут дольше с переходом от «перекатов» на бег.

Ошибку, как объективно оценил лейтенант ситуацию, тут совершил бы почти любой – но легче ему от этого не стало. На ровном месте, в условиях превосходства над противником по всем статьям, кроме численного, у взвода выбили треть личного состава. Да, за эту «победу», учитывая разницу в уровне потерь, ему бы никто слова бы не сказал – однако Крастера судил гораздо более суровый судья. Его собственная совесть. Он лично знал, что если бы действовал адекватнее, то таких потерь можно было избежать. Этого было достаточно. И вот теперь у него был шанс всё переиграть – и Крастер собирался этим шансом воспользоваться. Под это дело следовало припомнить и остальные совершенные им ошибки, чтобы они не повторились.

Внизу серьёзной ошибкой лейтенанта стала та самая агрессивность, которая раз за разом губила северокорейского сержанта в ходе стычки в лесу. Как только он обнаружил движение самоходок позади пехоты коммунистов, а не впереди ее, нужно было немедленно дать команду на отход. Начав отстрел стрелков красных под стволами самоходных орудий, Крастер мало того что подставил своих людей под артиллерию, он также потерял инициативу. В итоге оставить окопы пришлось под огнём и с потерями, заметных жертв коммунистам при этом нанесено не было. А далее из-за просчета в оценке «пространства и времени», а также временных потерь при выносе раненых, взвод элементарно не успел добежать до такой близкой опушки Ближней.

Вообще, как вздохнул Крастер, Соренсен оценил ситуацию верно – взводу тут действительно немного не повезло. Обнаружив отход морпехов, коммунисты отправили самоходки вперёд. Не будь их огня, взвод, пусть и с потерями, но определенно успел бы уйти.

Увлекшись своими мыслями, Крастер перестал следить за дорогой, откуда должны были появиться автомобили южнокорейцев, и чуть не вздрогнул, когда взводный сержант положил ему на плечо лопату своей ладони и рыкнул над ухом:

– Сэр, вижу грузовик на автодороге!

* * *

Пока последние морские пехотинцы набивали патронами магазины и гранатометными выстрелами патронташи, а их командиры общались с южнокорейскими лейтенантами, у Крастера было время обдумать, как действовать дальше, благо его роль была вызубрена наизусть и особого вмешательства разума не требовала, первую скрипку в любом случае играл Фаррелл.

Выходило, что в последний раз он действовал почти правильно, ему всего лишь чуточку не хватило пространства для манёвра. И времени.

Тактически рощу Дальняя и лежащую рядом с ней Длинную следовало воспринимать одним объектом. Как он поначалу рассчитывал, принять самых шустрых коммунистов огнем с короткой дистанции с опушки Длинной и отойти, пока они зализывают раны, было слишком большим риском. Три самоходки, держась вне дальности действительной стрельбы М72, имели все шансы взвод в этой роще за это время блокировать, после чего его уничтожение стало бы вопросом времени, остановить несколько сотен дисциплинированных и мотивированных северокорейцев на дистанции сто – сто пятьдесят метров, как он убедился, было далеко не просто.

Скорость продвижения осторожничающих коммунистов, сравнительно с морпехами с их бронежилетами, в любом случае могла удивить, так что оставлять возможность комми даже потенциально пострелять в спины не следовало. Это значило, что Крастеру требовалось найти и расширить пространство для маневрирования подразделения. Конечно же по возможности. Самым простым вариантом для этого становилось занятие обороны по северной опушке леса, покрывающего высоту 403. Как бы данное решение ни отрывало взвод от вертолёта. Зная направление подхода противника, основной проблемой тут вырисовывались одни только большие затраты времени на скрытный маневр по лесу на горном склоне.

Вчерновую замысел второго этапа будущего боя повторял предыдущий и представлял собой банальное: обстрелял – сменил позицию – переждал огонь противника по пустому месту – снова обстрелял. И так снова и снова. Пока будет сохраняться возможность маневрировать. В данном случае силой взвода было не столько его вооружение, сколько ноги морских пехотинцев и мозги его командира. Крастеру не требовалось уничтожать красный батальон – ему требовалось его задержать до наступления следующего рассвета.