Потерянный шпион - Вячеслав Афончиков

Через час после ужина корабль жил своей обычной жизнью, но крузер-коммандер, вышедший из своей каюты для того, чтобы лично проверить несение вахт, скорее почувствовал, чем понял, что жизнь эта изменилась самым коренным образом и, по-видимому, безвозвратно. Все вахтенные были на местах, в чистых и идеально отглаженных робах, вахты неслись исключительно прилежно, как это и должно быть на флагмане эскадры, но в глазах матросов появился какой-то едва уловимый блеск – блеск, который был озорным и пугающим одновременно. Так бывает, когда большая группа людей знает какую-то приятную новость, но, по предварительному сговору, не хочет произносить ее вслух. Вернувшись, Шик хотел было послать вестового за боцманом, но тот явился сам, что, впрочем, неудивительно, – с момента раздачи команде грога прошел ровно час.

– Главный старшина! Доставьте ко мне вахтенного офицера с корвета «Мардер», постройте личный состав на юте, поднимите флаг. – Последнее распоряжение чуть удивило боцмана – флаг еще не был спущен, и он позволил себе переспросить:

– Какой флаг, герр командир?

– Вот этот, – ответил ему крузер-коммандер Шик и развернул сверток, лежавший у него на койке. На кроваво-красном полотнище, в самом его центре, черной краской была изображена руна, обозначавшая у древних народов восходящее солнце. Шик вышел из командирской каюты и повернулся лицом к рядам матросов, строившихся вдоль борта. В начале строя стояли усатые старшины, с каждым из которых он был лично давно знаком и с каждым из которых было связано что-то из его, Шика, жизни. Он внимательно посмотрел в их глаза и громко скомандовал:

– Команда, смирно! Слушать приказ адмирала Мустоффеля!

Эта новость никого не удивила, на лицах появились лишь радостные улыбки. «Скорее всего, – подумал Шик, – они согласились бы с этим приказом и без грога, но рисковать было нельзя». Прибывшему командиру «Мардера» крузер-коммандер вполголоса отдал распоряжения и тот, радостно козырнув, поспешил на свой корабль, который вскоре после этого отдал швартовы и двинулся к выходу из Петерштадтской бухты. В вечерних огнях, светивших с берега и отражавшихся в темной воде, моряки видели, как бухту покидает крупная торговая шхуна, принадлежавшая какой-нибудь судовладельческой корпорации Нового Света. Это был последний корабль, покинувший Петерштадт – через десять минут после его выхода бухта была блокирована корветом.

В пассажирской каюте торговой шхуны «Элизабет», за столом, накрытым изысканным ужином с дорогим вином, сидели два человека и о чем-то неторопливо беседовали. Один из них, полный и лысоватый мужчина лет пятидесяти пяти, являвшийся совладельцем этой шхуны, господином Розенталем, подлив в бокал своего собеседника красное полусладкое вино урожая восьмилетней давности, говорил:

– Нет, Мишель, я решительно не понимаю твоих сомнений. Я долгое время, по делам своей коммерции, путешествую по миру и уверяю тебя, что знаю кое-какой толк в этом! Только Новый Свет может дать деловому человеку те возможности, которые ему необходимы. Там все вопросы решаются быстро и эффективно. Я, конечно же, не специалист в области алхимии, но думаю, однако, что и ученому там будет значительно лучше, особенно – такому ученому, как ты. Там тоже много наших соплеменников, и ты никогда не будешь чувствовать себя одиноким – тем более, ты не женат, так что у тебя вся жизнь впереди! Что ты теряешь здесь, в этой Империи? Эта земля никогда не принимала нас радушно, ты же сам это прекрасно знаешь!

Мишель вздохнул – он думал несколько иначе, однако промолчал, глядя сквозь окно на набережную Петерштадта, корабли Северной эскадры, один из которых двигался сейчас им вслед, бухту и медленно удаляющийся берег, который он с детства привык считать своей Родиной. Непроизвольно на его глаза навернулась непрошеная слеза, причудливо преломившая багровые лучи заходящего солнца, и ему показалось, что на флагштоке головного корабля Северной эскадры развевается багрово-красный флаг с черной руной посередине. Он зажмурился и замотал головой – что только не привидится вечером, когда на воде играют алые блики и в душе пляшут бесы сомнения и тревоги. Мишель отвернулся от окна и выпил половину предложенного ему бокала.

Шхуна везла в Новый Свет разные товары, однако основным грузом были двести ящиков прекрасного красного вина урожая восьмилетней давности в бутылках, купленных господином Розенталем на винном аукционе неделю назад. Пятьдесят золотых, на которые увеличился семейный бюджет таможенного чиновника Петерштадского порта, сделали процедуру проверки приятной и необременительной. Именно поэтому торговец Розенталь не стал возражать против того, чтобы его старый приятель, принявший наконец одно из поступавших к нему многочисленных приглашений из университетов Нового Света, гениальный алхимик Мишель Блитштейн, отправившийся в путь на его шхуне, на место той бутылки, которую они сейчас распивали, поставил в ящик другую, точно такую же. Жидкость в этой бутылке также была красного цвета и напоминала вино, так что даже придирчивый таможенный контроль вряд ли заметил бы эту подмену. В бутылке была жидкость из фляги друга его юности, зихерхайтскапитана Шмидта, и Мишель в глубине души надеялся, что вместе с учеными Нового Света он не только изучит ее состав, но и найдет от нее противоядие. Для анализов, проделанных им в лаборатории Рутенбургского университета, он истратил чуть больше полутора унций.

Мишель и вправду был гениальным алхимиком…

Утром зихерхайтскапитан Шмидт прошел обычный в таких случаях инструктаж и заступил на дежурство по столице. В этот день, который всей Империей праздновался как День Независимости, его полусотня находилась на территории Департамента в полной готовности выступить в любую минуту в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, например – беспорядков в городе. Впрочем, такая возможность оценивалась аналитиками Департамента как маловероятная. Дело в том, что этот праздник, который отмечался вот уже восемь лет, проходил всегда на удивление спокойно.

Сам по себе этот праздник был весьма необычным. В истории было много примеров, когда великие империи в силу внешних, или, что бывало значительно чаще – внутренних обстоятельств разваливались на части, рушились и гибли, оставляя под своими обломками миллионы барахтающихся судеб своих подданных. Для каждого простого человека такое крушение, как правило, означало существенное снижение уровня его жизни, будь то житель центральной метрополии, утративший свое влияние на окраины, или же обитатель этих самых окраин, который, как показывает исторический опыт, практически всегда платил за иллюзию национального суверенитета своим семейным бюджетом. Правители Рутении первыми сообразили, что день распада Великой Империи можно сделать всенародным праздником – до них эта простая и удивительно прогрессивная мысль никому и в голову не приходила. Теперь каждый год в этот день устраивались народные гуляния, раздавалось бесплатное вино, и с выстроенных специально для этого праздника трибун всенародно любимые артисты, отобранные строго в соответствии с теорией гениального Гольденкопфа, развлекали народ своими песнями. Народ пользовался теми удовольствиями, которые предлагала ему администрация Крон-Регента, однако как-то вяло, без огонька. Следует особо заметить, что этот праздник пользовался особой популярностью у государственных чиновников, и вот по какой причине: всенародные гуляния были наиболее либеральной статьей государственных расходов, практически неподконтрольной ни одному финансовому инспектору. Ну как, например, проверить мероприятия Департамента Астрологии Неба, которые в финансовой документации обозначались в графе «обеспечение безоблачности»? Нет, поистине, этот день имел все основания называться всенародным праздником, так как он и был в той или иной мере праздником для всех.