Рейд "Черного Жука" - Алексей Горяйнов

– Поподробнее можешь рассказать, как в плен попал? – спросил следователь.

– Чего говорить, вы все равно не поверите.

А он мне:

– Я не трибунал, это их дело приговоры выносить. Ты мне расскажи, как дело было, может, и поверю.

– Сами посудите: пригнали нас, построили. Мы еще и присяги не приняли. Тут, говорят, боевые действия, надо своим помочь. Берите автоматы, и вперед. А мы автоматов и в руках никогда не держали. Еле-еле рожок нашел. Пока соображал, как этот рожок прицепить, все куда-то подевались, двор пустой, только стрельба, да взрывы где-то рядом. Смотрю – уазик едет. Я думал, наши, рванул к машине, а там чеченцы. По голове мне дали, и все. Ничего не помню. Очнулся, когда в машине везли. Глаза, руки завязаны, болтают по-своему. Так и попал неизвестно куда. Сарай помню. Там еще несколько россиян было. Общаться нам не давали. Потом продали меня в рабство к старику Аслану. Что это за аул и где находится – не знаю. Бежал оттуда наугад и попал к Таисии Андреевне.

Следователь спросил, где эта крепость находится, я сказал. Потом рассказал, как Павло продал меня Зелимхану, а тот определил в тюрьму.

– Много наших, говоришь, в тюрьме было?

– Много.

– Где тюрьма-то знаешь?

– Где-то в ущелье возле границы.

– Как тюрьма выглядит?

– Три барака действующих, еще два пустуют. Наших вначале было человек пятьдесят, а потом оставалось десятка два или около того. Человек тридцать в расход пустили, не считая абхазов.

– То есть как?

– Так. Расстреляли.

– Кто там сидел? – спросил он.

– Уголовники в основном. А еще пленные офицеры, рядовые, сержанты. Но расстреливали, естественно, только наших да абхазцев. Говорили, будто на работу уводят. Но назад никто не возвращался. Узнали мы от одного вертухая, что в расход их пускают, ну и решили с двумя офицерами драпать, пока до нас очередь не дошла.

– А те офицеры где?

– Убили их у блокпоста.

– Еще кто-нибудь бежать пытался?

– Был еще с нами Толян, уголовник. Как он про наш побег узнал, мы понятия не имели. С виду такой тихий был. Жалко его. Из-за меня он и погиб. Я колючку зацепил случайно, а охрана стрельбу начала. Вот его и… А Валеру с Валей потом, когда речку переходили. Может, живы они, а, товарищ следователь? Что если поискать? Я место покажу.

– Да, подкинул ты нам работенку. Ничего, разберемся.

– А в Чечне воюют?

– Воюют, воюют. Что, боишься, что тебя отправят?

– Нет, сам хочу. В спецназ.

Следователь, похоже, растерялся, спросил:

– Как это, сам хочешь? Большинство призывников отмазку ищут, чтобы не на войну, а ты – добровольно в пекло?

– Да, хочу, воевать! – сказал я твердо.

– Хорошо. А кого из офицеров части помнишь?

– Смайкина, – сразу выпалил я, потому что этот симпатичный капитан почему-то запал мне в душу…

Много он мне еще задавал всяких вопросов. Проверял. Но я твердо стоял на своем. Дали по башке, и ничего не помню. Пусть докажут, что дезертир.

Уже через день из санитарного отделения меня перевели в казарму к солдатам. А еще через неделю вызвали снова:

– Смайкин, говоришь? Был такой… – следователь посмотрел мне прямо в глаза и отчеканил: – Капитан Смайкин погиб смертью храбрых, посмертно представлен к ордену.

Я ждал чего-то подобного. Из той мясорубки живым выйти мудрено было… А следователь зачитал по бумажке:

– Седов Валерий Викторович, уроженец города Саратова, погиб при исполнении боевого задания. Фирсов Валентин Сергеевич, уроженец Одинцовского района Московской области, погиб при выполнении боевого задания. Оба будут представлены к правительственным наградам посмертно…

Тут я присел на стул, совсем плохо мне стало. Так отчетливо Валеру с Валей увидел, словно они живые передо мной встали. Следователь аж подскочил на стуле, воды мне принес.

– Ты чего, парень? Все нормально?..

– Теперь-то хоть мне верите?

– Да. Вас много сейчас таких. Думаю, определят тебя в часть. Ты ведь свое не отслужил?

– А вы за меня походатайствуйте, чтобы в спецназ.

– Да что ты заладил с этим спецназом! – буркнул следователь. Потом успокоился: – Ладно, учтем твои пожелания.

Наступило молчание. Следователь что-то писал.

Я очень волновался, не сводя глаз с его волосатой руки. От того, что он сейчас напишет, зависела моя судьба. Наконец следователь оторвался от бумаги и посмотрел на меня.

– Вот что, Артем Александрович, я тут письмо набросал в штаб округа. Там в ГРУ есть майор Иванюта. Он такими, как ты занимается. Ты ему про тюрьму расскажешь, а он твои данные еще раз проверит.

На следующий день меня отправили во Владикавказ в кузове крытого грузовика, набитого дембелями. Подпрыгивая на ухабах, я рассматривал их счастливые лица, кителя, украшенные пестрым неуставным рукоделием, и думал: «Если бы не дезертирство, к этому времени мог бы уже отслужить. Конечно, если бы не убили, в первом же бою…» И сердце снова заныло, вспомнились жуткие крики в пылающей арке, лица мертвых молодых солдат на блокпосту. «Я за всех отомщу», – стучало в висках.

По прибытии в штаб меня сразу отвели в кабинет майора Иванюты. Он мне не понравился, но расспрашивал по делу. Ничего лишнего. Расстались мы вполне мирно.

Через пару недель карантина мне выписали предписание и направили служить в действующую часть – как ни странно, именно в спецназ. К осени, пройдя начальный курс подготовки молодого бойца, я уже совсем освоился с армейской жизнью, подружился с ребятами в своей роте.

Время шло к зиме, но в жизни ничего не менялось, если не считать того, что наладил переписку с мамой.

В дальнейшем не раз ходил и летал в горы на задание. Через год службы «заработал» орден. Часто вспоминал о Насте и Таисии, однако в крепости мне удалось побывать не скоро – только после службы в армии.

Навестив маму, я быстро заскучал. Все друзья разлетелись кто куда, были заняты своими делами – словом, никому не было до меня дела. А на Кавказ, наоборот, с каждым днем тянуло все сильнее – очень много там осталось недоделанных дел. Поэтому, отдохнув недельку, я сел на поезд и поехал к Георгию в Сухуми, где он теперь жил постоянно.

По поводу встречи мы загуляли на всю катушку, и праздник жизни мог продолжаться до бесконечности. Но мне не терпелось поехать в горы. Я каждый день просил у Георгия отправить меня к Малхазу, однако тот был неумолим. Так продолжалось неделю, пока наконец однажды Георгий не сдался перед моей настойчивостью:

– Ты мой друг и я не могу тебе ни в чем отказать.