Она любит плохих парней - Алекс Хилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дар, ты мне нравишься. Очень, — слова летят, минуя все отделы мозга. — Но я не всегда дружу с головой, много надумываю, люблю истерить и докапываться. Если ты просто играешь в героя, развлекаешься или пытаешься забыть бывшую при помощи общения со мной, то нам лучше все прекратить, потому что… — грудь сдавливает судорожный вдох, но я продолжаю через силу. — Если все зайдет слишком далеко, ты сам пожалеешь, что еще не освоил управление космической ракетой.
Лицо Дария на мгновение теряет краски, а может, зрение подводит от напряжения. Сердце бьет в позвоночник, и я искренне жалею, что не придумала план. Будь он у меня, я бы так не облажалась. Круто разворачиваюсь и уже заношу ногу над порогом, как слышу властное:
— Стоять!
Дарий обхватывает меня одной рукой поперек груди, а вторую вытягивает вперед, чтобы закрыть дверь. Он прижимается к моей спине, теплое дыхание касается волос над ухом, и я слышу сдержанное рокотание эмоций в его спокойном голосе:
— То, что ты любишь истерить и докапываться, я уже заметил. А еще — сбегать, как только понимаешь, что не можешь больше контролировать ситуацию.
— Прости. Я не думала, что все это прозвучит так грубо.
— Это было честно, а за правду не извиняются. Я, конечно, рассчитывал, что мы поговорим в процессе вечера, но можем и прямо сейчас. Раскроем карты, так сказать. Готова меня выслушать? Или все-таки присядем, нальем вина?..
— Нет уж, давай сейчас.
— Хорошо. Не хочешь повернуться ко мне лицом?
— Нет.
— Ладно, — усмехается Дарий, обнимая меня крепче. — Катюш, мне двадцать восемь лет, восемнадцать из них я был в терапии. Синдром дефицита внимания в детстве, позже депрессия, пять лет медикаментозного лечения и бог знает сколько часов работы с психологами и психиатрами.
— Ты на антидепрессантах?
— Уже нет. Последние четыре года я хожу на сессии только для поддержания результата и разгрузки головы.
С трудом сглатываю, и послушно жду продолжения, забыв про анализ. Хочу просто выслушать его.
— Ты права, несколько месяцев назад я действительно расстался с девушкой. Мы были вместе четыре с половиной года, и это были хорошие отношения, как и наше расставание, решение о котором мы приняли обоюдно. Иногда так бывает, два человека выбирают то, что для каждого из них наиболее важно. Она выбрала другую страну и свое дело, а я — остаться здесь. Не хочу говорить громких слов о том, что я проработал все, что можно, и теперь одухотворен и абсолютно чист, но прошлое уже точно в прошлом. Закрепили?
— Да, — почти бесшумно выдыхаю я.
— Тогда поехали дальше. Я не играю, не притворяюсь, не собираюсь спасать тебя, лечить или каким-либо образом закрывать свои травмы за твой счет. Огромный плюс терапии в том, что я научился отделять свои желания от навязанных и мнимых, и прекрасно отдаю себе отчет в каждом слове и действии, выбирая только то, что радует меня или доставляет удовольствие.
Дарий обнимает меня крепче и глубоко вдыхает, зарываясь носом в мои волосы. Дыхание замирает, нежность падает на дно живота, взрывается и разносится по телу мягкой дрожью.
— Это просто происходит, Катюш. Люди находят в других что-то близкое, приятное, то, что откликается мыслям, вызывает эмоции и возбуждает тело. Как бы ты на себя не наговаривала, какие бы минусы сама себе не придумывала, я не собираюсь от этого отказываться. Не в моих правилах. Если ты сейчас не поняла, что я сказал, то перевожу на книжно-романтический. Когда я говорю с тобой, то не хочу замолкать, — шепчет он. — Когда ты смеешься, мне хочется записаться на курсы стендапа, чтобы смешить тебя еще больше. Когда я смотрю на тебя, то хочу целовать так, чтобы ты умоляла остановиться, но не отпускала.
Оживаю, точно после удара дефибриллятора. Дарий расслабляет объятия и позволяет мне развернуться.
— Где ты, черт возьми, был все это время? — с болезненной злостью спрашиваю я.
Дарий улыбается, касаясь ладонью моей щеки:
— Какой ответ правильный? Я еще не до конца выучил твой язык.
— Скажи, что искал меня.
— Я тебя искал, — с теплотой повторяет он.
С выдохом из тела уходит все напряжение, легкость наполняет от пяток до макушки. Тянусь к его губам, чтобы оставить на них легкий поцелуй. Вопросов больше нет, даже если они есть. Они не важны, они ничего не решают, когда притяжение настолько велико, что ему невозможно сопротивляться. Дарий помогает мне сделать новый вдох, воздух чист и пропитан надеждой со сладким ароматом парфюма, который теперь будет ассоциироваться с лучшим приключением в моей жизни. И каким бы ни был финал, он стоит одного этого мгновения, когда в трепетных движениях рук, в быстром стуке сердца и нежности губ я ощущаю себя… собой.
Дарий углубляет поцелуй, шумное дыхание обдувает кожу, пробуждая жажду. Хочется больше, быстрее, ближе. Тяну на себя ворот футболки Дария, его ладони скользят по спине и накрывают ягодицы. Он немного наклоняется и поднимает меня, ухватив за бедра. Прижимаюсь лопатками к двери и обхватываю шею Дария. Тихий писк вылетает из горла, когда одна из трещинок на губах вновь раскрывается.
— Прости, — глухо шепчет Дарий.
— Ничего, — тихо отзываюсь я и замечаю, как в его глазах появляется озорной блеск.
Предвкушение интригует, интуиция подсказывает, что нужно держаться крепче. Дарий выпрямляется, все еще удерживая меня на руках, и направляется в гостиную. Поворачивает к спальне и с легкостью входит в комнату.
— Так вот почему у тебя здесь нет дверей, а все проходы до самого потолка. Любишь носить девушек на руках?
Дарий мягко опускает меня на кровать и отвечает:
— Скорее, я не люблю бить их головой о дверные косяки.
— Разумно, — подмечаю я, одобрительно кивая.
— Спасибо, — с гордостью произносит он и приближается к моему лицу.
Его губы скользят по подбородку, осторожные поцелуи пробегают по шее, вниз к ключицам. Ресницы трепещут, глаза закатываются от удовольствия, а в груди тесно от количества чувств и непрошеных слов. Дарий носом отодвигает край платья, мягко целует грудь, прикусывает край кружева и отпускает его с тихим хлопком. Ласки вступают в новую фазу, сжимаю бедра тихо мычу сквозь порывистые выдохи. Тянусь к поясу на шортах Дария, но не успеваю ухватиться, потому что он спускается еще ниже. Его голова над моим животом, один край подола