Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус

— Естественно! — В голосе Ягельски прозвучало легкое недоумение, как будто ему было трудно поверить, что кто-то мог не знать этого человека. — Это Александр Гаврилов. Он что, тоже имеет отношение к вашему расследованию?

— Возможно, — ответила Пия и улыбнулась. — Спасибо за помощь.

* * *

Боденштайн все еще сидел на ступеньке и курил. У его ног лежало четыре окурка. Пия молча постояла перед шефом, переваривая необычное зрелище.

— Ну что? — поднял он голову. Его лицо было бледным.

— Представь себе: Терлиндены ужинали вместе с Лаутербахами! — сообщила Пия. — А директор «Эбони-клаб» одновременно является владельцем «Черного коня» в Альтенхайне. Правда, интересное совпадение?

— Я не об этом.

— А о чем? — притворно удивилась Пия.

— Ты ее… видела?

— Видела. — Она наклонилась, взяла пачку сигарет, которую он положил рядом с собой на ступеньку, и сунула ее в карман. — Пошли. У меня нет желания отморозить себе задницу.

Боденштайн тяжело поднялся, сделал последнюю затяжку и щелчком отбросил окурок на мокрый асфальт. По дороге к машине Пия незаметно бросила на него сбоку пытливый взгляд. Неужели он все еще надеется на безобидное объяснение этого рандеву своей жены с чужим привлекательным мужчиной?

— Александр Гаврилов… — произнесла она и остановилась. — Полярник и альпинист…

— Что? — Боденштайн удивленно уставился на нее.

— Это он, мужчина, с которым Козима была в ресторане… — пояснила Пия и мысленно закончила фразу: «И с которым она, без всяких сомнений, трахается…»

— Ну конечно. — Боденштайн провел ладонью по лицу. Он говорил скорее с самим собой. — То-то мне этот тип показался знакомым. Козима сама познакомила нас… Кажется, на ее последней кинопремьере. Они несколько лет назад планировали какой-то совместный проект, из которого ничего не получилось.

— Может, это действительно просто деловая встреча? — попыталась Пия успокоить его, вопреки собственной уверенности в обратном. — Может, они как раз обсуждали этот проект, а ты навыдумывал бог знает чего…

Боденштайн посмотрел на нее, подняв брови. В его глазах на секунду мелькнула ироническая искра, но тут же погасла.

— Я не слепой, — ответил он. — И я видел больше чем достаточно. Моя жена спит с этим типом. И давно. Может, это и хорошо, что мне больше не надо себя обманывать.

Он так стремительно пошел дальше, что Пии пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отстать от него.

* * *

Тис все знает, а полиция очень заинтересовалась этой историей. Ты должен что-нибудь сделать. Тебе есть что терять!

Буквы на мониторе расплывались перед его глазами. Этот мейл пришел на его официальный адрес в министерство! Страшно даже представить себе, что было бы, если бы это прочитала секретарша! Обычно она утром распечатывала его мейлы и оставляла их у него на столе. А сегодня он случайно оказался в кабинете раньше ее. Грегор Лаутербах, закусив губу, кликнул на адрес отправителя: [email protected]. Кто же за этим скрывается? Кто? Кто? Кто? Этот вопрос не давал ему покоя с того момента, как он получил первое письмо. Он ни днем ни ночью не мог думать ни о чем другом. Страх обрушился на него, как лихорадка.

От стука в дверь он вскочил, как будто его ошпарили кипятком. При виде его лица ежеутреннее приветствие застряло у Инес Шюрманн-Лидтке в горле.

— Вы себя неважно чувствуете, шеф? — с тревогой спросила она.

— Да… — прохрипел Лаутербах и тяжело опустился в кресло. — Кажется, подхватил грипп.

— Может, отменить все ваши сегодняшние встречи и звонки?

— А есть что-нибудь важное?

— Нет, ничего срочного. Я вызову Фортхубера, и он отвезет вас домой.

— Хорошо. Спасибо, Инес.

Лаутербах кивнул ей и немного покашлял. Секретарша вышла. Он опять уставился на мейл. Белоснежка… Его мысли неслись по кругу. Он закрыл сообщение, щелчком правой кнопки мыши блокировал отправителя и переслал сообщение на его адрес как не достигшее адресата.

* * *

Барбара Фрёлих сидела за кухонным столом и тщетно пыталась сосредоточиться на кроссворде. После трех дней и ночей неизвестности ее нервы были на пределе. В воскресенье она отправила малышей к своим родителям в Хофхайм, а Арне в понедельник пошел на работу, хотя шеф предлагал ему остаться дома. Но что ему делать дома? С тех пор время словно остановилось. Амели как в воду канула — никаких следов и известий. Ее мать три раза звонила из Берлина, движимая скорее чувством долга, чем тревогой за дочь. Первые два дня к ней еще заходили женщины, утешить и поддержать ее, но, поскольку они были мало знакомы, гостьи чувствовали себя неуютно и, посидев немного на кухне и не зная, о чем говорить, спешили поскорее уйти. А вчера вечером они с Арне к тому же еще и крепко поссорились. Это была их первая ссора за всю совместную жизнь. Она упрекнула мужа в том, что его мало волнует судьба его старшей дочери, и, распалившись, в гневе сказала ему, что он, наверное, даже будет рад, если она больше не появится. В сущности, это была не ссора, потому что Арне только смотрел на нее и молчал. Как всегда.

— Полиция найдет ее, — сказал он в конце концов и ушел в ванную.

А она осталась в кухне, беспомощная, растерянная и одинокая. Она вдруг увидела мужа другими глазами. Он трусливо стремился спрятаться от всех проблем за свою работу и привычную, размеренную обыденность. Интересно, он вел бы себя иначе, если бы пропали Тим или Яна? Единственная его забота в жизни — как бы не стать объектом для сплетен и пересудов!

После этого они не сказали друг другу ни слова. Потом молча лежали рядом в постели. Через десять минут он уже храпел, спокойно и размеренно, как будто ничего не произошло. Никогда в жизни она еще не чувствовала себя такой одинокой и несчастной, как в ту ужасную, бесконечную ночь.

В дверь позвонили. Барбара Фрёлих вздрогнула и поднялась со стула. Неужели опять одна из этих кумушек, которые приходят с фальшивым выражением сочувствия только затем, чтобы завтра похвастать в лавке Рихтер эксклюзивным репортажем. Она открыла дверь. На крыльце стояла незнакомая женщина в очках.

— Добрый день, фрау Фрёлих! — сказала незнакомка. — У нее были темные короткие волосы, бледное серьезное лицо с синеватыми кругами под глазами. — Марен Кёниг, старший комиссар уголовной полиции Хофхайм. — Она показала удостоверение. — Я могу войти?

— Да-да, конечно. Пожалуйста. — Сердце у Барбары Фрёлих тревожно забилось. У этой женщины такой серьезный вид, как будто она пришла с плохой новостью. — Что-нибудь новое об Амели?

— К сожалению, нет. Но мои коллеги выяснили, что ее друг Тис дал ей какие-то картины. Хотя в ее комнате их не обнаружили.

— Мне ничего не известно об этих картинах. — Она растерянно покачала головой, разочарованная тем, что женщина-полицейский не могла сообщить ничего нового.