Город Антонеску. Книга 1 - Яков Григорьевич Верховский

А была ли советская власть вообще заинтересована в том, чтобы эти люди бежали? Была ли советская власть заинтересована в том, чтобы «контингент, НЕ подлежащий эвакуации», эвакуировался?

«АСУ – Мышеловка»

Ответ на этот вопрос дают два знаковых документа:

1. Указ о переходе на 8-часовый рабочий день, на 7-дневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих предприятий и учреждений.

2. Указ о режиме рабочего времени рабочих и служащих в военное время.

Первый указ был выпущен еще до начала войны – 26 июня 1940-го, а второй – ровно через год – 26 июня 1941-го.

В соответствии с этими указами, люди, самовольно оставившие рабочее место, предавались суду по законам военного времени.

И касалось это в Одессе многих: портовиков, железнодорожников, строителей обороны, врачей, медицинских сестер и вообще всех рабочих и служащих, обеспечивающих жизнь города.

Город должен был жить!

Кто-то должен был ухаживать за ранеными, стоять за прилавками магазинов, кто-то должен был печь хлеб, водить трамваи, выпускать газеты. Кто-то должен был, наконец, хоронить умерших.

Эти люди входили в «контингент, НЕ подлежавший эвакуации» просто потому, что нужны были городу.

Нужны, пока город сражался!

Но кроме «нужных», этот контингент включал еще большую группу «не нужных». Или, как говорили у нас в Одессе, «балласт»!

«Балласт», который корабль, терпящий бедствие, сбрасывает за борт!

В эту группу входили дети, старики, инвалиды…

«Балласт» не нужен был городу, но и не мог быть эвакуирован.

Наплыв «балласта» в переполненные эвакуированными тыловые города усложнил бы ситуацию в стране, все силы которой должны были быть направлены на отпор врагу.

Так что, весь «контингент, НЕ подлежащий эвакуации» – нужный и не нужный, – не должен был эвакуироваться.

А для того чтобы этот контингент не поддался панике и не начал вдруг бежать, город был… закрыт.

Закрыт? Но как можно закрыть город?

Да легко!

А Одессу особенно легко в связи с ее особым географическим положением: «прижатостью» к морю и близостью к румынской границе.

Для того чтобы выехать из города в те дни, существовало три пути.

Первый, самый естественный для Одессы, морской. Второй – сухопутный железнодорожный, и третий – тоже сухопутный, гужевой.

Первые два пути полностью контролировались властями и могли быть использованы только людьми, получившими эвакоталоны.

Но Одесса не была бы Одессой, если бы люди, не получившие эвакоталоны официально, не могли бы каким-то образом добыть их неофициально. «Достать», если были в наличии влиятельные… очень влиятельные!.. знакомые, или «купить» за большие… очень большие!.. деньги у ответственных партийных работников, поскольку эти ответственные даже во время войны не забывали о собственной выгоде.

Но, как уже было сказано, «нужные» не имели права оставить свои рабочие места, а посему даже наличие эвакоталонов их не спасало.

А «балласт» чаще всего не имел ни влиятельных знакомых, ни денег, и ему оставалась только гужевая дорога.

Одна-единственная, кстати, грунтовка – на Николаев, поскольку все остальные – Тираспольская, Белгород-Днестровская и Киевская – были отрезаны.

По этой грунтовке, все 120 километров до Николаева, «балласт» должен был пройти пешком или, в лучшем случае, проехать на телеге.

Но для того чтобы купить телегу и лошадь, тоже нужны были деньги.

А пеший поход могли осилить только молодые и здоровые.

Но советскую власть мало заботил вопрос, как доберется «балласт» до Николаева – главное было как раз не допустить его это сделать.

Вот так и случилось, что единственная гужевая дорога на Николаев, которую при всех условиях было трудно осилить, была еще и «перекрыта».

На выезде из города был установлен КПП, и каждый желавший покинуть город – пешком или на подводе – вынужден был предъявить бойцам НКВД свой паспорт.

ПАСПОРТ! ПАСПОРТ!

«Серпастый молоткастый советский паспорт», который Маяковский с такой гордостью вынимал «из широких штанин», именно он стал еще одним фактором, оказавшим влияние на эвакуацию из Одессы.

Паспорт, кстати сказать, использовался с давних времен. В Европе его когда-то должны были предъявлять мореплаватели для получения разрешения на вход в гавань. А в России во времена Петра I действовало специальное уложение, в котором указывалось, что «буде кто поедет в другое государство без проезжей грамоты для измены или какого другого дурна, то того сыскивать крепко и казнити смертию».

Большевики в 1917-м вознамерились построить «новый мир» и прежде всего поломали старый, устранив среди прочего и паспорта. Но в 1932-м, когда строительство «нового мира» было уже в общих чертах закончено, решено было вернуться к паспортам, и 27 декабря 1932 года вышло строго секретное постановление № 57/1917: «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов».

С этого дня единственным документом, удостоверяющим личность, стал паспорт, который должен был быть прописан… зарегистрирован!.. в милиции.

Прописка требовалась не только для всех постоянных жителей населенного пункта, но и для тех, кто прибыл в него на время. Каждый прибывший должен был в течение 24 часов явиться в милицию и прописаться. Аналогичным образом он должен был поступить выбывая: явиться и выписаться.

Введение единой паспортной системы и обязательная прописка позволили установить тотальный надзор за населением. Каждый человек был известен, каждый, что называется, был «на крючке» и в любую минуту мог быть обнаружен.

Мы не будем здесь останавливаться на всех «прелестях» уникальной сталинской паспортной системы, ставшей в какой-то мере прототипом режима «Старшего Брата» из антиутопии Джорджа Оруэлла «1984». Отметим лишь, что эта система позволяла «навязывать» гражданам страны место их проживания.

Десятки городов были объявлены «режимными».

Знаете ли вы, что на советском «новоязе» значит «режимный» город?

Режимные города были прежде всего «закрыты» для проживания целого ряда опасных групп населения: бывших купцов и бывших домовладельцев, священнослужителей, кулаков, реэмигрантов, заключенных, отбывших срок…

В паспорте, выдаваемом отбывшим срок заключения, с 1940 года ставили штамп: «Выдан на основании ст. 38 (39) положения о паспортах».

Этого штампа было достаточно. С таким штампом путь в родной город был заказан, и человек вынужден был всю жизнь скитаться под постоянным страхом нового ареста.

Режимными в первую очередь были объявлены Москва, Ленинград, Киев, Минск, Харьков и Одесса. Вопрос прописки в этих городах стоял особенно остро, и люди «опасные», а таких среди евреев Одессы было немало, вряд ли могли иметь в своем распоряжении прописанный паспорт.

Объявленной целью проверки паспортов было «вылавливание» засланных немецких шпионов и диверсантов. Но согласитесь, было бы странно, наверное, если бы такие, «засланные», стремились бы тут же покинуть город, да еще пройдя проверку паспортов на КПП?!

Так что основными «вылавливаемыми» были как раз «НЕ подлежащие эвакуации» – «нужные» и