Женщина-трансформер - Елена Нестерина

Нет, сначала Глеб почти ничего не говорил. Да и я тоже.

Но когда сказал, опередив меня, я почему-то подумала о гармонии. Посмотрела на серенькую зарю за окном. Обняла Глеба, подула ему в глаза, попросила, чтобы он поскорее и послаще уснул – до его подъёма оставалось просто чуточку времени.

Это было так удобно – спать обнявшись. Никогда и ни с кем это не получалось. Глеб, маленькое счастье, – спал тихо и спокойно. Молодой и здоровый, он не храпел, не метался и не пинался. Я смотрела на Глеба. Так красиво, наверно, спали только боги и герои. Хотя нет – ещё, видимо, настоящие мужчины.

И я окончательно приняла решение. Приняла – и уснула нежным радостным сном.

Пискнул мобильный телефон. Пробудился Глеб – тут же вскочила и я. Глебу нужно было идти к коровам, а после к лошадям. Их жизнедеятельность не прекращалась, уборка и кормёжка требовались, несмотря ни на какие человеческие выходные.

Его не хотелось отпускать, ну просто совсем никак не хотелось! Такое чудесное – и такое моё создание. И Глеб тоже не хотел уходить. Почему как любовь – так всегда мало или вообще нет времени?

…А летать? – оказавшись на улице и глянув в небо, подумала вдруг я. А умею ли я теперь летать? А вдруг за то, что у меня теперь есть любовь, это умение у меня отнимут?! Два счастья в одни руки – это слишком…

Паралич – это, наверное, как у меня сейчас. Ни дёрнуться, ни пошевелиться я не могла. И даже вспомнить, как это делается, не получалось. Только мысли – одни лишь мысли в моей голове проворачивались. Что дороже? Чем можно пожертвовать? Отказаться от полётов в пользу любви, любовь важнее? А если Глеб разлюбит меня, нелетучую?..

Сократить любовь Глеба, продолжать жить независимым летучим оборотнем? Но если я Глеба потеряю, то моё горе уже не сравнится со страданиями от одиночества. Мне не захочется ни летать, ни жить… Что мне небо без Глеба?

Был один способ проверить это.

Скованная смертельным ужасом, неловкая, неуклюжая, я взгромоздилась на загородку. Давно с такой охотой я не падала лицом вниз, на утоптанную дорогу.

Всё осталось при мне. Раскидав по снегу очки и одежду, я, роняя счастливые слёзы, рванула в небо.

Летаю.

А вот и Глеб. Он меня зовёт. Он меня поймал. Он меня любит.

Новогодняя раздача подарков мне продолжалась. Или просто – напросто касса, в которой мне придётся за всё это сияющее счастье расплачиваться, где-то там дальше? Да и чем за всё это можно расплатиться?

Мы не расставались. Я таскалась за Глебом целыми днями. Но лавочка всё-таки закрылась – прошли праздники, и мне завтра уже надо было на работу.

И вот я делаю последний круг в безлунном небе над тёмным полем и чёрным лесом, оборачиваюсь, одеваюсь, и мы едем.

Только до автобуса в райцентр – а Глеб хотел меня на машине в Москву везти. Не надо, зачем, он города не знает, а по Москве хоть и в праздники, всё равно такое движение. Ещё освоит дороги, всё будет.

Вот они мы стоим, прощаемся. У Глеба на лице отчаяние. Натуральное. А мне весело.

Я обняла его. И так и стояла, прижавшись. Я чувствовала, что Глеб плачет – не внешне, плачет где-то там его душа. Да – никому не было дела до моих патетических чувств, потому что именно так я и думала. Вернее, знала. Плачет. Он очень не хотел расставаться.

Но всё было не так плохо. Я уезжала, чтобы вернуться. Правда, Глебу я сказала, что теперь приеду не знаю когда. Это была такая правда.

Села. Поехала.

Да. Я приняла решение. То безумное, которое, я уверена, и делает замечательный по своей решительности поворот в жизни человека.

Я буду жить в счастье, я буду жить с Глебом. А потому – увольняюсь. И уезжаю.

Уезжаю из Москвы.

А чего жалеть? Какая, к чёрту, у меня карьера? Смех один. Москва… Москву вот жалко. Люблю её. Ну а чего? Она останется в моём сердце. Деревню Ключи я люблю ничуть не меньше. Те места, где накрыло любовью, дороже во сто крат. Это все знают. Да и чего, Москва: сел в автобус или в машину, три часа – и вот она тебе, Москва твоя дорогая.

…Сказать, что на работе удивились, увидев моё заявление, будет мало. Крайне удивились. Безгранично. Начальство знало, что сами мы не местные, что бестолковы, а потому вряд ли найдём новую хорошую работу, но что деньги на жизнь нам, ну, в смысле, мне, очень нужны. Потому что я хронически одинока.

Но теперь…

– Ухожу. Влюбилась. Взаимно. Уезжаю. Счастье есть, – так заявила я начальнику, когда он удивлённо вызвал меня для беседы.

Их, начальников, много туда к нему в кабинет набежало.

Увещевали. Просили получше подумать. Предлагали даже работать на дому. С пересылкой результатов деятельности по электрической почте.

– Нет. Не смогу, – честно призналась я. – Но если вдруг когда – нибудь обратно попрошусь, возьмёте?

Пообещали, что с удовольствием.

– А кто он, твой парень-то? – спросили меня начальники. Им правда было интересно.

Я сказала, что просто парень. Свободный человек.

– Небось панк какой-нибудь? – сказал самый главный начальник.

– А как вы угадали? – шутливо-подобострастно удивилась я.

Тот хитро пожал плечами. Этот самый начальник вообще понимал очень много, но говорил часто всякие глупости. Наверное, специально.

Зато помимо расчёта, который мне пообещали выписать в бухгалтерии, он дал мне ещё конверт денег. Там много было. Я не ожидала такого, правда.

Весь остаток января ушёл на подготовку отъезда. Пусть Глеб до сих пор ни о чём не знал. Пусть. Это будет ему сюрприз такой.

Я ни о чём не жалела. Что вам без меня, магазины, кафе, клубы и офисы? Как не хотели принимать меня ни семейная, ни деловая, ни гламурная жизнь, так и не приняли. Я всё время удивлялась – да, всю жизнь свою удивлялась, почему же я так целиком никуда не вписываюсь? С одной стороны, вроде особо из общего ряда и не выбиваюсь – не бросается в глаза ни моя неотёсанность, ни синечулковость, ни непрофессиональность, а как-то всё равно особых успехов нигде не проявилось. Но я продолжала стараться, гребла лапками, как хрестоматийная лягушка в жбане с молоком. Не взбила ни масла, ни пенного коктейля – чтобы твёрдо встать на ноги. Какой-то жидкий йогурт. И тот закис бы. Если бы. Если бы всё вот так вот не сложилось.

Каким-то людям везёт; какие-то имеют счастье родиться в правильной семье с нужными контактами, а потому раз! – и без усилий попадают сразу в сладкую жизнь или в армию управления какой-нибудь компании. Я же трудолюбиво ползла с самого низа. Высоко не доползла, а потому то количество результатов моего труда, которое присваивается капиталистом-работодателем, совершенно неадекватно моей жалкой зарплате. Это не я такая несчастная, это закон такой. Иначе бы никто не богател с таким отрывом от создателей своего богатства. А как пробиться в топ – верхушки, где уже можно почти ничего не делать, где сама должность создаёт эффект непрерывной мозговой занятости? Не знаю как.