Пожиратель Душ - Антон Орлов

Видимо, Дэлги ей качественно голову заморочил. Для таких прозаических подробностей, как алкогольная зависимость, разгром сортира на сельском празднике и увольнение с работы, в этой жутковатой фантастической картине не было места.

– У меня есть один подходящий сосед, – присев на корточки и подперев кулачком подбородок, увлеченно рассуждала Люссойг. – Злюка, мы с ним ругаемся, кидаем друг в друга грязью. Озеро мое, а рядом его зыбучка, и дальше гать, где люди ходят. Кто близко подойдет, он сразу хвать – и тащит к себе, хорошо ему, правда? Вот бы его съесть, как Дэлги научил, тогда зыбучка станет моя, как интересно-то будет!

С виду обыкновенная девчонка: миловидное скуластое личико, полные губы, вздернутый нос, немытые и нечесаные волосы – то ли русые, то ли пепельные, при таком освещении оттенки неразличимы. Ник возился с плодами тамраги и между делом слушал ее болтовню, от которой временами пробегал по спине холодок. Если бы их с Люссойг не разделяла прочная решетка, ему было бы очень даже неуютно, так что к лучшему, что Дэлги припрятал ключи – Ник оценил эту разумную меру только теперь, задним числом.

Дэлги, вернувшись, вытащил из сумки хрустящий пакет с розовым атласным платьем. И кружева, и оборки, и пуговицы с крупными блестящими стразами – все на месте, как обещал. Люссойг завизжала от восторга. Он достал еще один сверток: пара изящных остроносых туфелек с атласными розочками. Девушка стянула джемпер и бросилась примерять обновки.

– Честно расплатился за цевтяка – и заодно сделал верный тактический ход, – шепнул гладиатор Нику, пока она кружилась по пещере, счастливо напевая что-то бессвязное. – В Убивальне начали подозревать, что я живу не один, а теперь будут думать, что я держу здесь женщину. Ты вот что, если я начну ей лапшу на уши вешать – ну, насчет того, что я оборотень – не вмешивайся в разговор, так оно будет лучше.

– Хорошо. А откуда вы знаете про лапшу? Это ведь наше выражение.

– Лингвистическая диффузия, понял?

Люссойг извозилась в грязи, пока ловила «цевтяка», и Дэлги опять потащил ее купаться. Ник с завистью смотрел, как она плещется в ледяной воде. Хорошо этим оборотням, они закаленные… И гладиаторам тоже хорошо – наверху, в Убивальне, есть баня.

– Что опять скис?

– Вспоминаю ванную, которая во дворце у Дерфара цан Аванебиха.

– Зашибенное местечко, – согласился Дэлги, как будто он эту ванную видел.

После ужина и секса, уже почти засыпая, Ник услышал, что за байки тот рассказывает Люссойг.

– …Я был тогда молодой и глупый, вроде тебя. И вот забрел однажды на мою территорию заблудившийся путешественник… Естественно, я обрадовался: жратва пришла!

Люссойг, снова натянувшая блестящее атласное платье, заулыбалась и энергично закивала: очевидно, с ее точки зрения это была самая естественная реакция на одинокого прохожего. А Ник лежал на боку и смотрел на них сквозь ресницы, у него слипались глаза. Дэлги, заметив его взгляд, украдкой подмигнул: никуда не денешься, приходится напрягать извилины и сочинять сказки.

– Это был ученый книжник из Накувана, города в Ретонском княжестве. Накуван превратился в руины три с половиной тысячи лет назад, но в ту пору, когда я был безмозглым молодым живоглотом, он процветал. Книжника звали Рехас. Когда я его сцапал, он, на свое и на мое счастье, не перетрусил до потери рассудка, а начал заговаривать мне зубы. Рассказывал о вещах, которых я не видел, о дальних краях, о незнакомых мне коллизиях человеческой жизни. Потом спросил, умею ли я читать. Я не умел, и он предложил научить. Рехас сыграл на моем любопытстве – и остался жив, и я, надо сказать, тоже не остался внакладе. Позже он упросил меня отпустить его домой, к старикам родителям, пообещав, что вернется с книгами.

– Вернулся или обманул? – поинтересовалась Люссойг.

– Вернулся. Он, конечно, боялся, но у меня нашлось, чем его соблазнить. Не прелестями своими – мой истинный облик таков, что большинство людей или в панике убегает, не разбирая дороги, или падает в обморок. Зато у меня было то, в чем Рехас нуждался, – золото и драгоценные камни, да еще кошельки тех странников, которые оказались не такими находчивыми, как он. Рехас был беден, еле сводил концы с концами. Вдобавок его, как истинного просветителя, увлекла идея цивилизовать чудовище, наводящее ужас на всю округу. Так что он пришел снова, никуда не делся. Получилось, что я вроде как нанял себе учителя. Мы с Рехасом общались до самой его смерти. С годами он состарился и ослаб и больше не мог приезжать ко мне в гости, но я, когда оборачивался, навещал его в Накуване. Умер он известным человеком – Рехас Накуванский, автор нескольких философских трактатов и занимательных повестей. Если бы Ник родился в нашем мире и учился в иллихейской школе, он бы знал, о ком я говорю.

– А я знаю, – сонно возразил Ник. – Миури давала читать… То есть сестра Миури.

Ему хотелось дослушать историю до конца, и он прикладывал отчаянные усилия, чтобы удержаться на краю бодрствования.

– Известность Рехасу принесли его литературные опыты, а богатство он получил от меня. И я же расправился с деятелями, которые пытались науськивать на него народные массы Накувана. Первого утащил к себе и с немалым удовольствием пообедал, второго похитить не удалось, убил счастливчика в городе. Рехас не просил меня об этом, и ему это не понравилось – мол, негоже так с оппонентами, хоть они и мракобесы – но тут уж я не считался с его мнением. К чему я все это рассказываю? Не к тому, чтобы Ник не выспался, а чтобы ты поняла: если тебе попался умный человек, интересней будет не слопать его, а поговорить с ним. Слопать-то можно кого угодно, у вас тут еды навалом.

– Ага, хорошо так рассуждать, пока мы люди, – протянула Люссойг, теребя оборки платья. – А когда в истинном облике – сам ведь знаешь!

– Научись контролировать себя, когда находишься в истинном облике. Уподобляться животному, которое способно думать только о кормежке, – это неправильно и не обязательно. Я знаю, о чем говорю. Запомни, власть над собой – первый шаг к могуществу.

«Он хочет привить ей человеческий взгляд на вещи, – подумал Ник, засыпая. – Наверняка тут есть что-нибудь такое, чего он не учитывает, мы же с оборотнями разные биологические виды…»

Окончание мысли смазалось, он уснул раньше, чем додумал ее до конца.

Во сне он бродил по пустому, без людей, азиатскому городу с типовыми белыми многоэтажками и небрежно вылепленными глинобитными кварталами, искал свою прежнюю квартиру среди бесчисленного множества других разгромленных квартир. Иногда в мешанине обломков, битого стекла и растерзанных предметов попадалось что-нибудь знакомое – например, цветной абажур из комнаты родителей или сделанные отцом полки для книг. Потом все это начало содрогаться, как при землетрясении, и превратилось в тускло освещенную пещеру.

Дэлги тряс его за плечи.

– Ты плакал во сне.

– Мне приснился мой мир, – глухо пробормотал Ник.

– Ты здесь, а не там. Все в порядке.