Мефодий Буслаев. Билет на Лысую Гору - Дмитрий Емец

Едва Вольф надел очки, как тотчас, словноиздеваясь, навстречу ему из пустоты шагнула девчонка. Симпатичная и, судя повыражению лица, редкостно неглупая, из тех девчонок, которым Кактусов, вздыхая,порой смотрел вслед, размышляя, что вот достанется же кому-то такое сокровище,а ты знай себе маринуй старых сельдей и выманивай у них картины и рукописи. Задевчонкой, переваливаясь на коротких ногах, двигался сердитый карлик с рыжимибакенбардами. Последним невидимую черту переступил молодой мужчина, на плече укоторого сидела и болтала ногами толстая фея. За спиной у феи топорщилисьжесткие, как у стрекозы крылья.

Сознание бедного Вольфа не выдержало столькихпотрясений разом. Сердце упало с большой высоты. Кактусов пошатнулся и,заторможенно улыбаясь, опустился на натертый шинами бордюр. Ему было грустно итоскливо. Холодный пот сбегал по позвоночнику маленькой Ниагарой. Хотелосьхлебнуть валерьянки, а еще лучше «Мартини», к которому Кактусов незаметнопристрастился в последние два года.

«Ну-ну-ну… Ну-ну-ну…» – говорил он себе, а чтоименно означали эти «ну-ну-ну» он и сам не знал, хоть убей.

Багров, смилостивившись, махнул рукой. Искра(Антигон заметил, что она была все же красная, а не зеленая) – по воздухускользнула к Кактусову и нежно коснулась его уха.

Вольф Кактусов удивленно огляделся и рывкомвстал. У него в голове не укладывалось, что он, культурный человек средних летс мягким животиком, ценитель испанской литературы и русских пельменей, могсидеть на тротуаре на окраине Москвы. Он смутно помнил, что шел куда-то, нокуда? зачем?

Весь сегодняшний день смазался в его памяти,казался дробным и расплывчатым. Вместе с недавними событиями из головыКактусова таинственным образом выпала и ожидавшая его вдова почившегохудожника.

«Надо завтра сходить к врачу и обследоваться!Со здоровьем не шутят! Здоровье дается только один раз! Все остальные разы онозабирается», – сказал себе Кактусов и потрусил к метро.

Мыслил и писал он всегда очень правильно,предсказуемо, стандартными захватанными шаблонами, и именно это было, возможно,причиной того, что в журналах его не любили, и даже лишенный эйдоса Басевич тои дело обскакивал его своим пингвиньим галопом.

После появления Эссиорха Улита мгновеннопереиграла все планы. Прежде предполагалось, что Мошкин отправится с Натой,Чимоданов – с Улитой, а Мефодий и Даф вместе. Теперь же Эссиорха зацапала себеУлита, Чимоданов же, третий лишний по жизни, и здесь оказался третьим лишним. Врезультате он увязался с Евгешей и Вихровой. Мефодий и Даф умчались раньшевслед за слинявшим Депресняком.

Адский котик высмотрел из окна мелкуютрехглавую моську и отправился с ней разбираться. Бедняга не знал, что однапасть моськи выдыхает метан, другая – пропан, центральная же выстреливаеткинжальной струей огня метров так в десять. Пока Депресняк по ходу делазнакомился с этими ее особенностями и, пикируя сверху, пытался вцепитьсякогтями в жирный загривок, Мефодию и Дафне ничего не оставалось, кроме какноситься за ним с банальными криками: «Фу! Брысь! Кыш!» Крики эти относились вравной мере как к Депресняку, так и к развоевавшейся моське.

Наконец разбушевавшийся кот был обуздан, аподжигающая все на своем пути моська загнана остывать в пруд. Даф спряталафлейту и прочитала коту длинную нотацию, которую тот выслушал, мурлыча у нее наплече.

– Не скрипи – не заржавел! – сказалему Мефодий.

– Не груби! Ему же обидно! –возмутилась Даф.

– Ага… Чтобы его обидеть, нужно напоитьего вместо молока нитроглицерином, а затем как следует встряхнуть захвост! – заявил Буслаев.

Возвращаться в гостиницу не имело смысла, иони отправились по проспекту с перспективным названием «Тупиковый», которыйначинался одним болотом и заканчивался другим. Посредине же располагаласьПлощадь Демонократии с виселицами и избой-пытальней.

По дороге Даф присматривалась к прохожим, то идело толкая Мефодия локтем.

– Чего ты молчишь? Спрашивай давай проЛигула! – подзуживала она.

– А ты?

– Мне врать нельзя! У меня перья! –возмутилась Даф.

– А мне можно?

– У тебя перьев нет! И потом я, как твойхранитель, тебе разрешаю, – заявила Даф, испытывая сомнение, имеет ли онатакое право.

Мефодий собрался с мыслями и, подойдя кстарушонке, торгующей гипофизами в медовой заливке, спросил:

– Простите, бабуля! Вы местная?

Старушонка, ловящая последние лучи вечернегосолнца, открыла глаза и заморгала, как сова. Кажется, она была ужасно удивлена,что к ней кто-то подошел.

– Вы местная, бабуля? – повторилМефодий громче.

Старушонка приветливо заулыбалась пустыми деснами.

– Ась? Не слышу, милок!

Прикинув, что разговор с глухой бабкой можетзатянуться до бесконечности, Мефодий решил пропустить вводную часть и перейтисразу к делу.

– Я ищу своего друга, горбунаЛигула! – прокричал он.

– Дрыгало? Какое дрыгало?..

– ЛИГУЛА!

– Ась? Ближе подойти, милый! Не слышуя! – снова пропищала старушонка и, горя желанием помочь, вцепилась Мефодиюв руку около пульса.

– Лигула! Он хотел сообщить мне свойсекрет, не знаете случайно, какой? – прокричал Мефодия прямо ей в ухо.

На этот раз старушонка явно услышала,заулыбалась и, не отпуская руки Мефодия, принялась совать ему под нос стаканчикс гипофизами.

– Все знаю, милый! Все скажу! Дай толькодо шейки дотронуться! – забормотала она, закатывая глаза.

Даф поспешно схватила Мефа за локоть иоттащила в сторону.

– Нет, ты видела эту глухую тетерю? Ась!Тупая как пробка! Я ей про Лигула, а она на руке виснет! – с негодованиемобратился он к Дафне.

– Тупая не тупая, а пока ты орал, онаобшарила все твои карманы! Кроме того, она высосала у тебя дней десять жизни,не меньше… Хорошо, что я вовремя отсекла ее! – хладнокровно заметилаДафна.

– Что за чушь? Откуда ты знаешь?

– Видишь ли, когда орешь в уши полуночнымведьмам, неплохо иметь в поле зрения их руки. Цеплялась она тебе за запястье?Пальцы к пульсу тянула? Теперь смотри!

Дафна бесцеремонно закатала Мефодию свитер, ион увидел синие следы пальцев, глубоко отпечатавшиеся на коже.

– Чувствуешь что-нибудь?

– Не-а.