Самая темная чаща - Холли Блэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возможно, – пожал плечами Бен. – Если такое место вообще есть. То есть, если мы все живем на одной территории, то технически всегда находимся в Волшебном царстве. Господа присяжные еще не вынесли вердикт.
Она пропустила мимо ушей вторую часть и сосредоточилась на первой.
– Значит, ты переписываешься в Волшебном царстве. И с кем же? Какая здесь ловится сеть?
Он состроил гримасу:
– С родителями. Мама перепугалась – как и все, кто был у Гордонов. Полгорода ломанулись в большую старую церковь на Главной улице, со всеми этими защитными штуками, врезанными в фундамент. Заперлись там с амулетами, консервами и прочей ерундой. Мама думала, мы тоже туда пойдем, но выяснилось, что мы не пошли, потому что мы – засранцы. Папа поехал нас искать. Я сказал маме, что ты вернешься домой сегодня вечером, если будешь лучше себя чувствовать. Ты ведь достаточно хорошо себя чувствуешь?
– Я? – напряглась Хэйзел. – А где Джек?
– Наверное, снова повез кровь Скоррели в больницу. Он потратил адову кучу времени, чтобы убедить людей, что это противоядие, но как только начало действовать, они попросили еще. Скоррель позволила Северину сделать надрез Верным сердцем, и он набрал целый флакон крови.
– А она по-прежнему?..
– Гигантское страшное древочудище? – он притворился, что тянется к Хэйзел пальцами-веточками. – О да. И кровь у нее ярко-зеленая. Но она с нами говорила, и голос у нее звучал… я не знаю… мило. Так сказал Северин.
Хэйзел зевнула и впервые за все это время осмотрела комнату. На полу лежал ковер с замысловатым узором, который, казалось, менялся тем сильнее, чем дольше она его разглядывала: зеленые полоски извивались, как змеи, и от этого кружилась голова. Девушка моргнула и перевела взгляд на резной сервант с дубовыми листьями, со стоящей на нем медной чашей. Рядом возвышались три стеклянных графина с какими-то жидкостями и кубок.
Еще в комнате была массивная скамья, устланная толстым зеленым бархатом с мерцающей золотой вышивкой по краю. Сверху лежала стопка одежды. Рядом весело потрескивал камин.
– А если не заморачиваться всеми этими измерениями, где мы? – спросила Хэйзел.
– Во дворце Ольхового короля, – Бен отложил телефон и соскользнул с кровати. На нем была уже другая одежда: черные джинсы и ржаво-оранжевый – под цвет волос – свитер с черным единорогом.
Хэйзел узнала в них обновки, которыми брат особенно гордился. Правда, она была совершенно уверена, что вчера он их не надевал. И не было никаких причин собирать вещи на ночь.
Проследив за ее взглядом, Бен скосил глаза на свитер.
– Северин приказал одному домовику сходить к нам и принести кой-какие вещички. Я попросил одежду для тебя и… много всякой всячины для себя.
Бен замолчал, как будто ожидая реакции сестры.
Хэйзел не нравилось, куда он клонит.
– Это имеет отношение к тому, что ты пообещал родителям, будто я вернусь вечером, но ничего не сказал о себе?
Он кивнул:
– Я остаюсь с феями.
Хэйзел выскочила из-под одеяла. Она была готова сделать все, что угодно, сразиться, с кем только понадобится. Может, сейчас у нее и не было Верного сердца, но она попадала в переделки и посерьезней.
– Что они тебе пообещали? На что ты торговался?
Бен покачал головой:
– Все совсем не так.
– А как? Это из-за Северина?
Бен вздрогнул:
– Нет, не из-за него. Или, по крайней мере, в основном не из-за него, – и его лицо залила глубокая краска.
– Он тебя лю-ю-юбит, – радостно закричала Хэйзел, одурманенная ощущением, что жива. – Он сказал, что лю-ю-ю-ю-юбит тебя, перед всеми!
– Хэйзел, – простонал Бен.
Мучить брата было очень весело. Позволяло снова почувствовать себя прежней.
Она схватила его за плечи, раскачала, и они, хохоча, вместе повалились на кровать.
– Ты должен его поцеловать! Так сильно, чтобы он почти подавился твоим языком. Надеюсь, ты это уже сделал? Потому что если нет, тебе лучше пойти и поцеловать его так прямо сейчас!
– Заткнись, – Бен попытался притвориться, что даже и не думал улыбаться. – О боже. Это отвратительно.
Хэйзел вдавила его глубже в перину:
– Но это не объясняет, почему ты не собираешься возвращаться домой.
Бен вздохнул:
– Я просто не могу продолжать жить с этой музыкой внутри – она как готовая разорваться бомба. Мне нужно выяснить, что это такое, и научиться ее контролировать. Но я не смогу узнать этого в человеческом мире. Только здесь.
– Но… – начала было она.
– Мне нужно перестать фантазировать о чужих жизнях и наконец разобраться со своей собственной.
– Тебе бы сначала домой вернуться, – посоветовала Хэйзел. – Объясниться с родителями. Попрощаться со всеми в школе.
– Возможно, – кивнул Бен, как будто сестра говорила дело, но соглашаться он не собирался. – Но во всех историях тебе дается лишь один шанс, и если его упускаешь, все пропало. Ты смотришь туда, где была дверь, но ее больше нет. Не бывает второго приглашения на бал. Это мой шанс.
Хэйзел хотела было запротестовать, но поняла, что это не ей решать. Вдруг он снова сможет открыть для себя музыку? Вдруг он сможет полюбить музыку так, как не позволял себе раньше – потому что слишком страшно любить то, что не можешь контролировать? Нельзя причинять людям боль и испытывать от этого удовлетворение.
– Я буду безумно по тебе скучать, – сказал Бен, глядя на сестру и убирая волосы, упавшие ей на лицо. – Прости, что раньше был с тобой не очень честен.
– Не говори так, – попросила Хэйзел. – Может, мы и не будем делить одну ванну, но я же по-прежнему смогу тебя видеть, правда? Я ведь провела половину последних пяти лет в Волшебном царстве, но не забыла дорогу домой. И твой парень теперь как-никак главный, так что есть на что рассчитывать.
– Как-никак, – кивнул Бен. – Да, конечно, мы будем видеться. Я не имел в виду, что не будем. Просто все станет… другим. Только пообещай мне, что постараешься стать счастливой.
Может, подумала Хэйзел, они оба смогут этому научиться. Не просто придумай-историю-в-которой-ты-будешь-счастлив, а по-настоящему. Она склонилась над братом, изо всех сил обняла его и не отпускала до тех пор, пока не заболели ребра. Но как бы сильно она его ни обнимала, девушка знала – этого всегда будет недостаточно.
– Обещаю, – прошептала она. – Я очень постараюсь.
* * *
Бен оставил сестру в комнате, чтобы та могла переодеться. Сняв дублет, она обнаружила россыпь ушибов и глубокую рану поперек туловища. Зачерпнула воды из металлической чаши и смыла большую часть крови и грязи. Прополоскала рот эликсиром со вкусом сосновой смолы и расчесала волосы золотым гребнем, который как по волшебству превратил спутанные космы в мягкие рыжие локоны.