Maximus Rex: Белый отряд - Сергей Извольский

некогда великого дерева: на выщербленном ударами топоров спиле огромного пня лежала обнаженная беловолосая девушка, широко раскинув руки и ноги. Такую позу она заняла несамостоятельно — ее запястья и ступни были прибиты к пню четырьмя кинжалами.

Блайна.

Рот воительницы был открыт в беззвучном крике боли, глаза стянуты плотной повязкой; она билась в конвульсиях, но прибившие к пню ее растянутые ноги и руки кинжалы держали крепко.

Золотарев подошел к распятой Блайне и обернулся ко мне. Он начал что-то говорить, жестикулируя, как вдруг все вокруг меня зазвенело льдом. Я вдруг в один момент оказался в ледяном плену, меня окружил ледяной кокон, полностью обездвиживая.

Внутри рванулась холодная ярость. На себя — попался в ловушку, как дурак последний.

— Так лучше, — закусив губу, кивнул Золотарев с совершенно деловым видом. — Ничего личного, парень, просто чтобы ты мне сейчас ничего в спину не воткнул. Подожди немного, я сейчас закончу, и после мы поговорим.

Глава 27

Несколько ледяных шипов созданной Золотаревым ловушки пробили мне доспехи — я чувствовал, как течет по коже кровь. Но практически не обращал на это внимания — зрелище и атмосфера в пустом зале дворца поразили меня до глубины души даже несмотря на то, что я сам сейчас нахожусь явно в непростой ситуации.

Магистр Королевской Академии между тем вернулся к страшному алтарю. К алтарю, созданному на широком пне от срубленного Дерева Жизни, являющегося центром храма Иллуны, его Местом силы.

Что Золотарев там делает, я видел не очень хорошо, его спина частично закрывала происходящее. Но наблюдая судорожные рывки Блайны, глядя как пришпиленная кинжалами к алтарю беловолосая воительница пытается вырваться, меня в холодной пот бросило.

Блайна в этот момент дернулась довольно удачно, так что один из кинжалов немного вышел из импровизированного алтаря. Золотарев отвлекся на секунду и резким ударом вбил кинжал обратно, вновь пришпиливая запястье воительницы к дереву.

Глядя на это, я невольно сглотнул. С трудом — во рту пересохло от ужаса зрелища, от стонов Блайны. Она вновь попыталась закричать, как вдруг ее вопль прервался хрипением и бульканьем. У меня при этом в животе родился холодный ком — настолько страшными были звуки, и сколько в них читалось мучения и боли.

— В этом Доме Жизни сегодня прекрасный день для Смерти, — четко выговаривая слова, произнес Золотарев.

Похоже, эти слова имели какое-то ритуальное значение: Блайна яростно забилась в отчаянии. Уже не обращая внимания на боль воительница рванулась, ломая кости запястья, пытаясь вырвать руку — так рысь перегрызает себе попавшую в капкан лапу. Но Золотарев был начеку — резкий взмах и еще один дополнительный кинжал пронзил запястье воительницы, вновь ее обездвижив. Блайна тонко заскулила, а я вдруг почувствовал ее эмоции — очень ярко ощущая ее мольбу о помощи.

Я не понял, как это происходило; это были ее мысли, это были ее тени эмоций. Умирающая воительница словно стучалась в мой разум, она просила и умоляла. Может быть, я почувствовал ее присутствие из-за тренировок Доминики, которая за месяц разогнала мои ментальные способности.

Но неважно, отчего это происходит. Важно, что именно происходит: Блайна, которая совсем недавно пыталась меня убить, просила у меня помощи.

«Милосердие — грань тупости», — тут же подумал я.

У меня сейчас был выбор — или закрыться от Блайны, доверившись словам Золотарева, что он спасает мир, либо же помещать ему, попробовав разделив с воительницей боль. Но страшнее всего было то, что я внутренне так полностью и не знал, что делать: расисты-сильване с одной стороны, и дружащий с темной нечистью и гоблинами Золотарев — с другой.

Игра была равна, играли два говна, как сказал один футбольный тренер.

А еще я подумал, что скажи мне кто твои друзья, и я скажу кто ты. Пусть Золотарев мне соотечественник, но я сейчас не могу остаться в стороне. Просто потому, что не могут быть хорошими цели, ради которых нужно убить страшным способом тысячу человек — а именно столько, если не больше, лежит сейчас в храме и вокруг.

Да и страдания воительницы были столь сильны, что я не выдержал — не смог удержаться и непроизвольно открылся ее зову, принимая часть боли на себя. В горле появилось мерзкое ощущение режущей острой стали, в запястьях и ступнях запульсировали очаги боли, из груди рванулся крик.

Сдержался. Кричать нельзя — Золотарев поймет и услышит. Я лишь сипло выдохнул, стараясь выдерживать эхо нечеловеческой муки.

«Что ты хотела?» — мысленно спросил я, почувствовав присутствие Блайны.

«Не дай ему провести ритуал», — раздался у меня в ушах ее шепот. «Мы с тобой все равно умрем здесь, прошу, пусть это не будет напрасно!»

Умирать вместе с ней мне совершенно не хотелось. Это выглядит совершенно неправильным, я на такое не подписывался. Нет таких пыток, которые выдержит человек — умелый палач всегда сможет разговорить собеседника. А Золотарев был очень умелым палачом — и он, как я понял, только сейчас приступил к делу по-настоящему. Блайна пронзительно закричала, ее боль стеганула и по мне. Я не вывезу — пришло кристально-ясное осознание.

Листва срубленного дерева, чья крона лежала неподалеку от меня, вдруг затрепетала. Посыпался черный прах, освобождая оставшуюся на ветках зелень. Несколько десятков не тронутых тьмой, спрятавшихся до этого момента листьев опали и закружились зелеными смерчами чистой энергии. Их было около десятка, маленьких, едва заметных — и просачиваясь сквозь ледяные шипы, они кружились уже со мной рядом. Я посмотрел в ближайший водоворот чистой силы, как вдруг сознание выключило — на виски навалилась тяжесть, перед взором упала темнота. Но буквально через пару мгновений я снова почувствовал сильное головокружение и вдруг широко распахнул глаза.

В лицо дохнуло морозной свежестью.

Я оказался в чужом теле. И сейчас я мерными шагами двигался в первом ряду ощерившегося пиками строя. Вместе с другими черными гоблинами, элитной пехоты орды, я шагал по тесным улочкам Грязного города, сжимая в руках длинную пику и приближаясь к внутренней стене Дель-Винтара.

Рядом раздавалось шмыганье, ругательства на гоблинском языке — суть коряво переделанный и исковерканный простой винтарский, чавканье грязи под сапогами. Перед строем гоблинов двигалась страшная процессия — полуголые пленники-люди, связанные веревками. Несколько черных гоблинов погонщиков шли впереди и по сторонам процессии, то и дело посвистывали кнуты.

Мимо вдруг проскочил десяток адских гончих. Мы как раз в этот момент выходили на рыночную площадь. Лотки раскиданы, вокруг множество тел — здесь явно недавно