Русалка и Зеленая ночь - Станислав Буркин

– Сбежа-а-ал! – завопил тот. – Ловите самозванца! Бей лже-Максима!

– Без разрешения его величества государя-императора никаких процедур не будет, – с акцентом заявил, взойдя на возвышение, где только что восседал мальчик-царь, придворный француз.

– Нет, мосье Лукен, для этой процедуры царского разрешения не требуется, – возразил бесстрашный граф Томский. – Это прописано в конституции Российской Империи.

– Вы правы, граф, но в данной ситуации, – махнул Лукен рукой на повстанцев, – присутствие государя здесь и сейчас противоречит интересом государственной безопасности.

– Где змееныш?! – заорал аббат. – Отвечай, прихвостень, – побежал он к Лукену.

– Идите вы к черту! – выпалил тот и бросился наутек.

– За ним! – закричал аббат, и все общество вместе с монахами и репортерами кинулись его преследовать. Но вдруг раздался щелчок, и погас свет.

– Что это? – вскинул глаза аббат в полумраке.

По стенам забегали лучи фонариков охраны, а присутствующие начали светить мобильными телефонами. За этими маячками все и ринулись, и вскоре вывалили в смежный зал-амфитеатр.

– Братья, приказываю рассредоточится! Все на поиск лже-Максима! Закрыть все входы и выходы! Не дайте ему уйти!

В течение двадцати минут темный дворец был более всего похож на муравейник, в который угодила колония светлячков.

– Попался! Попался! – закричали аббат, вместе с Блюмкиным волоча кого-то обратно в конференц-зал. – В подвале, гад, прятался…

На пойманного устремились фонарики, но им оказался вовсе не царь, а снова Лукен.

– Где царь, сволочь? – мутузил аббат поверенного.

– Он ушел! Ушел потайным ходом! – хныкал тот. – Трехкилометровый ход автоматически заваливается камнями, как только царь им воспользуется.

– А чего ж сам туда не сбежал? – грозно спросил его богатырь-Ванечка, замахнувшись секирой.

– Не успе-ел, – взвыл перепуганный Лукен.

– И где его теперь ловить? – зарычал на него настоятель. – Где выход из потайного тоннеля?

– Не помню, забыл.

– Ну-ка подайте мне железные башмаки святого Игнатия или стигматические перчатки мученика римского Банифация, ну, или, на худой конец, хотя бы мое не совсем обычное распятие! – сказал инквизитор.

– Не надо, вспомнил!

– И где?!

– В старой крепости, что в Лощине братоубийц! – раскололся Лукен.

– Только не в Лощине братоубийц! – схватился за голову лунный аббат. – Проклятое, проклятое место, я знаю его.

Рисовать черта легко,

рисовать тигра трудно.

Китайская пословица

Тайными непролазными тропами углубились они со всей толпой и репортерами в сырую уральскую долину. Каменистые косогоры дыбились тут над голыми лесами, приоткрывая кое-где темные лощины с застывшим, как в корытах, туманом. Аббат отыскал нужную дорожку, и преследователи один за другим побежали вниз по лесистому склону. Трпинка то ныряла в скользкие ложбины, то пряталась под кручами, виляя меж валунов. Вдруг аббат остановил колонну и приказал всем спуститься в заросший сырой овраг.

– Мы уже совсем близко, – сказал настоятель. – Тащите сюда Лукена, мне надо кое о чем его спросить. – И громко обратился ко всей публике: – Теперь наша задача – не дать самозванцу узнать о нас прежде, чем мы появимся у развалин крепости. Запомните! Наше главное оружие – внезапность. Обнаружиться раньше времени – значит проиграть! А теперь помолимся святым Бенедиктам, с тринадцатого по девятнадцатого, чтобы они защитили нас и помогли нам изловить инопланетного демона.

Когда братья в полголоса пропели молитву, аббат объявил перекур.

– Мы что, добрались до места? – с тревогой спросил его Аркадий Эммануилович.

– Да, – окидывая верх оврага, напряженным взглядом подтвердил Анджей Коза.

– И вам, как я понял, оно знакомо?

– Боюсь, что да, – вперив в него жесткий взгляд, ответил аббат, как бы готовый сообщить самое худшее.

– А чем оно вас так пугает? – пискнула Машенька. Она мерзла и прятала кисти рук в рукава выданной ей монастырской кофточки.

– О! – многозначительно протянул магистр ордена. – Место сие было проклято еще с тех пор, как Данила, сын князя Михея, убил здесь брата своего Никиту. Как говорится в сказаниях, Никита не любил Данилу, а Данила не жаловал Никиту. И как-то, в то время когда Данила сторожил в этом месте границы царства отца своего, прибыл в сторожевую крепость брат его Никита и сказал: «Иди, отец хочет видеть тебя». Данила собрался и уехал к отцу, а Никита остался в крепости, заменить покинувшего ее начальника. Когда Данила с великой поспешностью прибыл к отцу своему, тот рек ему: «Что, разве не должен был ты сторожить границы царства моего?» Данила ответил: «Не волнуйся, отче, Никита, брат мой, стережет границы твои». На что князь сказал: «Раз брат твой стережет земли мои, то и царствовать на них будет он, а ты будешь прозябать в лесу». Оскорбился Данила тому, что отец лишил его первородства, вернулся в свою крепость и зарубил Никиту, брата своего. Услыхав о том, прибыл князь Михей в крепость и сказал Даниле: «Плохо ты сделал, Данила, что убил брата своего». Достал он палицу и смертью покарал Данилу. С тех самых пор крепость на тысячу лет забросили, и все дороги к ней заросли ельником и затерялись в лесной чаще.

– Да, это поистине мрачная легенда, – согласился Блюмкин.

– То-то, – кивнул аббат.

«Ну и дерьмо», – подумало светское общество.

– А почему мы отдыхаем? – воскликнул Блюмкин. – Ведь уйдет!

– Не-е, – состроил важную гримасу аббат. – Не весь мой орден базируется на Луне, у нас есть и земные подразделения, которые отвечают за эвакуацию государя при чрезвычайных обстоятельствах. Я связался с моими земными ребятами, чтобы они встретили его, и уже получил сообщение, что пока мы тут бегали, они его задержали в развалинах крепости. Так что у нас есть время передохнуть. Точнее, было. Пора отправляться на главную битву.

По команде аббата все выбрались из рва. На поляне, подрагивая, стоял геликоптер, а на склоне скалы возле крепостных руин суетились вооруженные опричники лунного ордена. Все ринулись туда.

Под дулами автоматов, на зубце полуразрушенной стены сидел грустный отрок. Воины-монахи и увязавшийся за ними бомонд по узкой каменной лестнице устремились к нему. Первыми добрались телевизионщики и, настроив софиты, ярко, как сцену, осветили каменную площадку.

– Граф Томский! – обернулся аббат к теснившей его толпе. – Ваша светлость, вы слышите меня? Вы здесь?

– Да, сударь, – откликнулся благородный старик.

– Пожмите-ка руку этому самозванцу.

– С удовольствием, – отозвался граф, подошел к стене, церемонно поклонился и протянул грустному юноше руку. – Ваше Величество.