Дочь Хранителя - Ирина Шевченко

Галла

Зрелище было завораживающим. Просто волшебным.

Серое зимнее утро. Серое небо, чуть подкрашенное розоватыми бликами поднимающегося с противоположной стороны солнца. Серое море с узкой кромкой тонкого прибрежного льда. Черная фигура на белом снегу. И танец. Стремительный и прекрасный. Взлетают, рассекая воздух, длинные клинки. Выпад. Наклон. Шаг назад. В сторону. Плавный разворот. Снова выпад. Обманчиво медлительный отход. И резко — в сторону. Разбег. Прыжок. Удар.

— Лайс!

Кард появился в дверях заспанный, помятый. Светлые волосы, отросшие за проведенное на Таре время, напоминали разворошенный стог сена.

— Что у тебя?

— Не знаю. Но это здорово.

Эн-Ферро подошел к окну, поглядел на берег.

— Да, неплохо, — зевнул он. — Рад, что тебе хоть что-то в нем нравится.

— В ком? — не поняла я.

— Это Ил. Тренируется. Давненько я такого не видел.

Эльф? Картина за окном утратила всякое очарование.

— Сейчас весь Рыбацкий сбежится, — проворчала я. — Сказал бы ты ему, пусть в лесок ходит, что ли.

— Скажу. И что ты его так невзлюбила?

— А он меня взлюбил, да? — огрызнулась я.

— Нет, — согласился Эн-Ферро. — Ваши чувства взаимны. И я вижу только одну причину столь быстро вспыхнувшей неприязни — ревность.

— Чего? — протянула я. — Это кто кого ревнует?

— Вы меня. Друг к другу. Детишки не поделили любимую нянюшку. Но ничего, я педагог со стажем, меня и на целый детский сад хватит.

— Лайс, а тебе никто не говорил, что ты невероятно скромен? Мне просто не нравится этот эльф. Безо всяких причин.

— Хорошо, пусть будет без причин. А что на завтрак?

— Рано же еще.

— Так разбудила же.

За что люблю братишку, так это за постоянство: война войной, эльфы эльфами, а обед (завтрак, ужин) — по расписанию!

— Яичницу пожарю.

— Яичницу? Ил вчера и то картошку приготовил.

— Ну так давай его дождемся, поинтересуемся, чем сегодня побалует.

Дождались. Вроде только что на берегу был.

— Доброе утро.

Надо же, даже одышки нет. И ехидства пока тоже.

— Ну интересуйся, — пихнул меня в бок Лайс.

— Чем? — насторожился Ваол, сложив на груди руки.

Стоп! Руки. Пустые руки. Не в прихожей же он их бросил?

— А где твои мечи? — поинтересовалась я.

— Вообще-то она другое хотела спросить, — влез Эн-Ферро.

— Отстань, Лайс. Так где?

— Съел, — осклабился эльф.

— Так мы тут как раз о еде, — снова Лайс. — Ты бы чего хотел?

— А он уже не голодный. Он мечи заточил.

Специально для братца последнюю фразу произнесла по-русски: должен оценить игру слов. Оценил, фыркнул.

— Ил, покажи ей.

Покажи ей что?

— Ой!

Словно из руки эльфа выросшее лезвие уткнулось мне в грудь.

— Позер! — прокомментировал кард.

Еще и какой!

— И что это?

— Призрачные клинки Т’арэ, — ответил вместо эльфа Эн-Ферро.

— Кого?

— Т’арэ, — это уже Иоллар. — Моего рода.

Ух ты, принцу Ваол мозги отшибло! Я обернулась к карду и со значением скосила глаза, мол, здоров ли твой дружок.

— Я же забыл тебе рассказать! — хлопнул себя по лбу Лайс. — Галчонок, это не эльф. Это, как бы странно ни звучало, орк.

— На четверть. Я в курсе.

Иоллар удивленно приподнял брови. Меч исчез.

— Мне Рошан говорил.

— Ну раз в курсе, позволь представить: Иоллар Т’арэ, владетель Сумрачного края.

Ах да, как же я могла забыть: всеэльмарский царский царь!

Царский царь после такого представления заметно стушевался, слегка поколебав мою уверенность в своем высокомерии.

— Хватит, Лайс, — пробормотал он, отводя в сторону глаза. — Сам знаю, что я за зверь невиданный — не эльф, не орк.

«Не дракон, не человек», — подумала я о себе.

— Теперь, когда мы выяснили, что мечи ты не ел, и вообще ничего не ел, может, выскажешь идеи насчет завтрака? — вернулся Эн-Ферро к доброму и вечному.

Ваол (или Т’арэ?), все так же пребывая в смятении, неуверенно пожал плечами:

— Я б и яичницей перебился.

Если бы магистр Пилаг обладал способностями адепта Огня, он испепелил бы эльфа одним только взглядом. А так как фокус не удался, уныло поплелся к умывальнику, бросив на ходу:

— Сговорились!

«Позднее взросление эльфов является одной из защитных функций медленно стареющего организма. Своеобразная инфантильность сознания позволяет примириться с длительной продолжительностью жизни. Если человек в семьдесят лет уже перешагнул рубеж зрелой старости и готов к смерти, то эльф, если можно так выразиться, пребывает еще в подростковом периоде, который продлится у него до 100–150 лет. В таком возрасте эльфы возбудимы, иррациональны, восторженны и порывисты, агрессивны и влюбчивы. В общем, крайне опасны для общества».

Лайс выписал это из «Справочника народов Крума» на Леазе и неоднократно убеждался в верности книжных фраз. Жаль, о драконах ничего подобного не написано.

— Галчонок, я вернусь только завтра. И хотел тебя попросить…

— Я приду вовремя, не стану читать допоздна и…

— И попытаешься найти общий язык с Илом.

Девушка недовольно скривилась.

— Гал, для меня это важно. Я ведь говорил тебе.

— Я помню, — проворчала она. — Он твой друг, он спас тебе жизнь, и вообще он неплохой парень, особенно если купить ему клавесин. И если он не станет путаться у меня под ногами, то я, пожалуй, даже накормлю его ужином. Большего пока не обещаю…

День прошел неплохо, и после занятий у меня оставалось достаточно сил, чтобы добраться домой без проблем и без провожатых.

— Надо же, живая! — Как и вчера, Иоллар бесцельно шатался вокруг дома. — А где твой воздыхатель?

— Тебе какое дело?

— Сочувствую.

— Перебьюсь и без твоего сочувствия.

Уголок его рта презрительно дернулся:

— Я не тебе, я ему сочувствую. Неплохой вроде бы парень.

Прежде чем начать разговор, я все-таки завела Яшку в сарай, распрягла, насыпала корма и, только прикрыв за собой дверь, как можно спокойней обратилась к эльфу: