Опасный мужчина - Розмари Роджерс

Джил Гарсиа перехватил этот взгляд и понял его значение. Позже, когда женщины уснули возле костра, он отвел Ника в сторону и покачал головой:

— Похоже, этих двоих лучше держать порознь, приятель.

Ник посмотрел на завернувшихся в одеяла женщин и слегка пожал плечами:

— Сделать это будет нелегко, поскольку Колетт — служанка Тори.

— Возможно, но у меня есть предчувствие, что в противном случае нас ждут неприятности. — Джил потер рукой заросшую щетиной скулу. Задача была не из легких. Обычно Джил не вмешивался вдела Ника, особенно связанные с женщинами, но нынешняя ситуация отличалась от прежних. Он сделал глубокий вдох. — Колетт имеет зуб на мисс Райей. Она ее не выносит и, несомненно, считает, что между вами что-то произошло.

— Это ее не касается.

— Согласен, но она думает иначе, Ник посмотрел на Гарсиа:

— Вмешиваешься, Джил? Это на тебя не похоже.

— Я лишь хочу благополучно довести эту маленькую игру до того момента, когда мы доедем до Сан-Франциско, заберем деньги и избавимся от обеих женщин. Черт возьми, Ник, мне плевать на то, чем ты занимаешься с мисс Райен, но мы оба знаем, что их непримиримости надо положить конец.

В костре треснула ветка, и к небу взлетел сноп искр. В этом зареве Джил увидел сверкнувшие глаза Ника и удивился. Возможно, девушка значит для Кинкейда больше, чем он думал. В таком случае не стоит вмешиваться.

— Забудь об этом, Ник. Ты сам знаешь, что делаешь. Мне не следовало ничего говорить.

На этом разговор закончился. Над головами мужчин тихо и жалобно заухал филин.

По взаимному безмолвному согласию Ник Кинкейд и Тори в последующие дни держались друг от друга на расстоянии. Но теперь Тори с трудом изображала безразличие, слишком часто поглядывала на Ника, вспоминала, как он обнимал ее, целовал, называл любимой, amor, amante, пробуждал в ее трепещущей плоти потрясающие ощущения. Потом отводила глаза в сторону и уверяла себя, что после прибытия в Сан-Франциско все изменится.

Теперь надежда на успешное прибытие в место назначения была совершенно реальной; Джил сообщил, что дон Себастьян и Диего отправились в Сан-Франциско по прибрежной дороге Камино-Реаль.

— Похоже, они знали, куда вы направились, мисс Райен, — сказал он однажды вечером и посмотрел на девушку своими черными глазами.

Огорченная Тори взглянула на него:

— Очень сожалею. Я должна попасть туда. Дядя Себастьян, я уверена, не имеет там власти, поэтому я смогу купить билет на пароход, отплывающий в Бостон.

Сидящий напротив Тори Ник Кинкейд молчал, хотя она видела при свете костра, что он смотрит на нее. Они почти не разговаривали после встречи с Джилом и Колетт. Тори сожалела об этом. О чем он думает? Хочет ли, чтобы она исчезла? Огорчит ли Ника ее отъезд из Калифорнии? Повернув голову, она перехватила его взгляд, затаила дыхание и спросила себя, выразит ли он сейчас недовольство.

Но Ник встал, лениво потянулся и сказал, что идет охранять лагерь.

— Смени меня в четыре, Джил. Мы отправимся в путь до рассвета.

Он удалился кошачьей походкой в чащу. Тори проводила его взглядом. Повернувшись к костру, увидела сидящую возле Джила Колетт. В глазах служанки играл отблеск костра, она смотрела на Тори насмешливо, словно знала о ее чувствах, о том, как сильно девушка хотела услышать от Ника, что нужна ему не на несколько часов, а навсегда.

И поскольку было ясно, что это лишь мечты Тори, Колетт считала, что вправе претендовать на Ника Кинкейда.

Тори случайно обнаружила их в густой чаще утром следующего дня, когда солнечный свет с трудом пробивался сквозь ветви высоких деревьев и падал на землю отдельными пятнами. Она резко остановилась и нахмурилась, увидев, что Колетт беззастенчиво кокетничает с Ником, улыбается ему, склоняет голову набок, даже касается рукой его груди, проводит кончиками пальцев по обнаженной коже, виднеющейся в вырезе открытой рубашки. Его волосы еще не просохли — очевидно, после утреннего купания или умывания, — и рубашка прилипла к торсу. В одной руке он держал свернутый ремень с оружием; его брюки были расстегнуты, словно он надел их в спешке.

Услышать их беседу было трудно; не выдавая своего присутствия, Тори замерла на месте и напрягла слух. Похоже, они мирно беседовали по-французски. Лукаво улыбаясь, Колетт провела кончиком пальца от края рубашки Ника к его подбородку, потом коснулась рта; он схватил ее руку.

В уголках его глаз образовались морщинки, он улыбался. Когда рука Колетт дерзко скользнула по его груди вниз, он не попытался остановить ее. Служанка принялась ласкать Ника через ткань брюк. Тори сначала бросило в жар, потом она похолодела от гнева и тошноты. Колетт терла ладонью возбудившуюся плоть Ника и тихо смеялась, затем быстро опустилась перед ним на колени, волосы закрыли ее лицо, и Тори услышала, как Ник что-то пробормотал.

Тори охватила ярость, за которой последовало страстное желание вырвать из головы Колетт клок красивых светлых волос. Но ей следовало злиться и на Ника тоже, потому что он улыбался, тянул Колетт вверх, смеялся в ответ на ее разочарованные протесты.

— Ты выбрала неудачное время и место, cherie[38]. Однако я ценю твои старания.

Он повернул ее в сторону лагеря и слегка подтолкнул вперед, шутливо шлепнув по заду. Она сделала шаг, бросила через плечо лукавый взгляд на Ника, кокетливо поджала губы. Потом игриво произнесла что-то по-французски — похоже, на уличном жаргоне, который Тори не понимала, — и губы Ника еще сильнее растянулись в улыбке, однако он покачал головой. Не смутившись, Колетт пожала красивым плечом:

— Может быть, позже?

— Может быть, — сказал Ник, застегивая брюки. В его глазах играла усмешка, возбуждение еще не прошло. — Возвращайся в лагерь, пока тебя не хватились.

Не желая более слушать их разговор, Тори повернулась и убежала. Она испытывала слабость, растерянность. Тело Ника выдавало его тайные желания, и Тори подумала о других женщинах в его жизни. Случайных женщинах, которых он оставил в прошлом и никогда не вспоминал. Неужели и она будет одной из них? Очередная победа в длинной череде? При мысли о том, что она не единственная и когда-нибудь он позволит другой женщине прикасаться к нему таким образом, интимно и… порочно, Тори стало дурно. Конечно, это извращение, а не норма. Она никогда не согласится так сделать, и ни один воспитанный мужчина не будет требовать этого.

Тогда почему она кажется себе… такой неопытной? Неловкой и боящейся, что Ник сочтет ее новичком в этих делах, не заслуживающим его внимания.

Когда она вернулась в лагерь, Колетт уже сидела скрестив ноги на одеяле. Лицо служанки выражало самодовольство, ее обрамленные светлыми ресницами глаза торжествующе сверкали. Тори решила не обращать внимания на французскую puta, чтобы не доставлять ей дополнительного удовлетворения. Пусть она делает что хочет. Пошел он к черту, этот Кинкейд!