Леди Удача - Бетина Крэн

К тому времени когда они, раздобыв чадящую масляную лампу, стали подниматься по стертым ступенях наверх, и Рейн, и Чарити были в состоянии крайнего нервного напряжения. Рейн проводил леди Маргарет в ее комнатку, затем повел Чарити в их спальню. Как только дверь за ними затворилась, Чарити собралась с силами и повернулась к нему. Сердце у нее колотилось, руки машинально сжимали складки платья.

Но все равно она оказалась не готова. Рейн словно заполнял собой всю комнатенку. Она ощутила тепло, исходящее от его тела, всей кожей, и запах сандалового мыла, влажного сукна, вина ударил ей в голову.

— Я… — Она отступила на шаг, отчаянно пытаясь припомнить, в каком порядке собиралась приводить свои отговорки, извинения и возражения. — Надо бы мне пойти попросить у бабушки порошок от мигрени. — И для убедительности она потерла пальцами левый висок.

— Мигрень? — Он вгляделся в ее лицо. — У тебя голова болит?

— Ужасно. — Она попыталась обойти его, но он вновь заступил ей дорогу. — Пропусти меня, пожалуйста…

Но он не шелохнулся, и она была вынуждена посмотреть на него. Его серые глаза мерцали, а на губах играла дьявольская полуулыбка, в которой не было ничего ни от гнева, ни от уязвленного самолюбия.

— По-моему, ни к чему тревожить бабушку. Я сам пропишу тебе фирменное остиновское средство от головной боли, поражающей невест в первую брачную ночь… — И он шагнул ближе, протягивая к ней руки.

— Не думаю, ваше сиятельство, что вы сумеете оказаться действенным средством против того, чему сами же стали причиной, — раздраженно сказала она. Он все наступал, загоняя ее в тупик между массивными столбиками кровати и одиноким креслом. — И дело тут не в одной головной боли. — Спина ее уперлась в стену, и на мгновение ее охватила паника.

Он принялся ласково массировать ей виски. Она хотела было возмутиться, но не смогла: в горле у нее встал ком.

— Вот так, — заговорил он низким тихим голосом, — тебе сразу станет лучше. Разве нет? — И прежде чем она успела ответить, его пальцы принялись перебирать ее волосы, массировать кожу головы, потихоньку спустились к затылку, и напряженные мышцы ее шеи сразу расслабились.

— Н-нет. — Она вся напряглась, замерла, дрожа от его прикосновений. — Пожалуйста, убери р-руки.

Он убрал руки с ее шеи, но сразу положил их, такие теплые, спокойные, ей на плечи.

— Скажи, где еще у тебя болит?

— У меня… все болит. — Она изогнулась, прикидывая, какое расстояние отделяет ее от двери, и всерьез опасаясь, что не сможет преодолеть его из-за подгибающихся коленей. — Прости, но… — И она стряхнула с плеч его ладони, на мгновение запаниковала не на шутку, но собралась с мужеством и оттолкнула его. — Я и так чувствую себя скверно, не надо меня еще и лапать.

Он отступил на шаг, хмурясь и пытливо вглядываясь в ее лицо. Она скорчила болезненную гримасу и потерла шею. В следующее мгновение он уже едва не силой усаживал ее в дряхлое кресло возле постели. Опустился на колени перед ней, приподнял подол платья и взял ее холодную лодыжку в свои теплые ладони.

— Что ты делаешь? — Она попыталась отстраниться от него.

— Как что? Ноги тебе растираю, — сообщил он и принялся массировать ей ступню. — А потом разотру икры. — Руки его тихонько переместились выше, в соответствии с озвученным им маршрутом на сегодняшнюю ночь. — И спину тебе разотру, и голову помассирую. Не забуду, конечно, и про отбитый в пути зад, и про бедные усталые плечи. — Он поднял глаза и с вызовом посмотрел на нее. — Я буду растирать и массировать тебя всю, пока ты не позабудешь, что у тебя что-то болело, и не сможешь сосредоточиться на… более приятных вещах.

Она сидела неподвижно, чувствуя, как кровь бежит горячее и жар поднимается вверх по телу, следуя за его пальцами. Дивные ручейки блаженства, словно в насмешку над законом земного тяготения, текли снизу вверх по ее ногам. Ясно было, что рано или поздно ручейки эти дотекут до влажного средоточия ее женской сущности и разожгут в ней пыл по-настоящему. Она беспомощно смотрела на его ладони, которые так деловито творили волшебство в ее теле.

— Нет! — Она дернулась, вырвала из его ладоней лодыжку. Паника охватила ее. Стоит ему сейчас коснуться ее… в любом месте… и она позабудет и про свои решения, и про то, что она приносит беду окружающим и обязана защищать мужа от себя самой. — Вы, ваше сиятельство, не сможете — потому как я не позволю вам — разделить со мной ложе и получить доступ к моему телу сегодня ночью. Так же как и завтра, и послезавтра. Так что лучше смиритесь с этим.

Ее глаза сверкнули, когда она поспешно выбралась из кресла и отошла подальше. Внезапно гнев снова овладел им. Как это может быть? Вот она стоит, вся розовеющая от предвкушения страсти, возбужденная его прикосновениями, и тем не менее отказывает ему в близости?

— Я, значит, не смогу, потому как ты не позволишь?! — Он вскочил на ноги и двинулся на нее, огромный, страшный. Она отступила. — А с чего это ты взяла, что можешь не разрешить мне? Я как-никак твой муж… и был твоим любовником. И я только что убедительно доказал, что мои прикосновения тебе отнюдь не противны. — Она оказалась прижатой к стене, хотя удерживал он ее только своим пылающим светлым взглядом.

— У меня «дни», — прошептала она хрипло, не сводя глаз с его гневного лица, — г Месячные. Ну, женские дела. Потому я и уверена, что не беременна. Это началось… сегодня утром…

Он заморгал, пытаясь освоиться с этой мыслью. У него было ощущение, словно она отвесила ему пощечину. Месячные? Ну надо же, какая нелепость… Досада охватила его. Вся его мужская гордость, мужская сила, вся чувственность — все было зря… До чего он дошел! Самым жалким образом выклянчивал у собственной супруги мгновения близости, и, как оказалось, зря! И из-за чего? Из-за того, что случилась протечка в этом таинственно устроенном женском теле!

Или дело не в том? Он всмотрелся в ясные светло-карие глаза жены и увидел в них досаду, неловкость, даже нечто напоминающее праведный гнев… но лукавства в этих глазах не было. Не могла же она лгать ему.

— А если бы ты, как собиралась, вышла за этого Пинноу… что ж, барон тоже не получил бы доступа к твоей особе в первую брачную ночь?!

— Да. — Она вдруг так и взвилась, охваченная непонятным гневом. — Бывает, что так не везет. И не повезти должно было барону. Ты сам навлек на себя это невезение!

Он уставился на нее, не зная, верить или нет. Убедиться в правдивости ее слов можно было только одним способом: взять да и… Но, учитывая, как ему не везет, обязательно окажется, что она говорит правду, и тогда выйдет, что он негодяй, грубиян, да и дурак к тому же, не поверил жене в таком деле на слово. Боже, ведь это Чарити! Его милый, здравомыслящий, добрый ангел… его нежная, чувственная, отдающаяся до конца любовница. Хотя сейчас ее было не узнать. Черт, он тоже сейчас сам не свой. Ведь он всерьез подумывал, а не повалить ли жену на кровать, не овладеть ли ею силой, чтобы поймать на лжи.

Он содрогнулся: такое отвращение к самому себе вдруг овладело им — и стал пятиться к двери. Оказавшись в коридоре, он в бессильной ярости ударил кулаком в ладонь другой руки и направился вниз, искать утешения в напитках.