Возвращение - Андрей Красников

Сначала меня будут ждать возле Каххара.

Если я там не появлюсь, начнут рыскать по окрестностям.

А затем и по всей остальной Пустоши.

Пятнадцать тысяч золотых — сумма, вполне заслуживающая того, чтобы потратить на ее добычу пару лет своей жизни. Или даже больше…

Меня несколько раз обгоняли небольшие группы всадников, а однажды навстречу прошел одинокий караван. Но никаких засад и ловушек больше так и не встретилось.

В какой-то момент времени я понял, что далеко на горизонте уже виднеется длинный темный обелиск.

Орлиный Утес.

— Дошел-таки…

Точнее, почти дошел.

Пришлось остановиться и немного подумать. До города осталось не больше тридцати-сорока миль, но вот стоит ли к нему идти?

При большом желании, в пользу этого можно было найти довольно много причин — у меня в очередной раз практически закончилась еда, я устал, снова зарос грязью, мне нужно было узнать что-то о расположении противника… Возможно, купить лошадь, чтобы иметь возможность двигаться с нормальной скоростью.

Минусы тоже были очевидны. Мало того, что весь Утес уже наверняка в курсе про награду, так там еще и полно тех, кто меня видел и может вспомнить. От городской стражи до хозяина гостиницы, в которой я останавливался во время своего первого визита.

Но, опять же, попасть в Чернолесье и Агарок мне удалось без каких-либо проблем. Немного наглости, чуть-чуть маскировки — и вот оно, счастье… Можно ведь повторить…

Продолжая размышлять, я снова двинулся вперед, не сразу поняв, что уже прикидываю, в какой именно трактир отправлюсь и где буду ночевать.

Похоже, мозг принял решение без моего сознательного участия.

Ну, пусть так и будет…

Хотя бы подберусь к стенам, посмотрю, что там творится. А дальше уже будет видно. Или все-таки решусь заглянуть внутрь, или двину дальше к столице.

Перед внутренним взором маячила огромная лохань горячей воды. Искупаться и смыть с себя грязь хотелось очень сильно. Слишком сильно…

До окрестностей Утеса получилось дойти уже к следующему утру. Но сразу лезть в город я все-таки не осмелился. Вместо этого сделал огромный крюк, обойдя его по кругу и оказавшись в итоге напротив южных ворот. После чего спрятался среди редких деревьев и постарался заснуть.

Хотелось есть.

Провизия все-таки закончилась и в животе время от времени предательски урчало. Мозг же упорно подсовывал мне все новые и новые картины — исходящие дивным ароматом куски свинины, золотистую жареную картошку с луком, восхитительно пахнущий хлеб… Чуть позже ко всему этому добавился бочонок прохладного освежающего пива, все та же лохань с горячей водой, красивая девушка… Или даже две девушки…

Если уж мечтать, то как следует.

Погрузиться в сон, хоть и с откровенным трудом, но удалось. Вот только жареная свинина с пивом преследовали меня даже там.

Соскучился я по нормальной жизни… Впрочем, сколько ее у меня было, за последний-то год?

Вечером, проснувшись, я принялся готовиться. Слегка припорошил пылью и без того грязную одежду, затем сделал порез на голове, сразу после этого закрыв рану повязкой. Растер медленно капающую кровь по виску и щеке, чуть припорошил пылью, потом принялся ждать.

По идее, у меня должен был получиться образ охотника за древностями — долго блуждавшего по Пустоши, пострадавшего от чьих-то когтей, уставшего и замученного. Довольно обычное дело для наших мест.

Жаль, зеркала нет…

Стоять! — послышался окрик, когда я вошел в полосу света возле стены. — Кто такой?

Харри, охотник. Из Хрустального. Можно зайти в город? — мой голос буквально кричал о страшных муках, через которые пришлось пройти его владельцу. — Деньги есть!

Послышалась какая-то возня, затем наверху появился стражник, кинувший в мою сторону серебрушку.

Сделай одолжение, Харри из Хрустального, капни своей кровью на монетку. А то тревожно нам что-то.

Зачем? — я сделал вид, что не знаком с местными порядками. — А, понял. Сейчас.

Подняв серебряный кругляш, я достал нож и сделал маленькую царапину на тыльной стороне левой руки. Приложил к ней монету, затем показал ее стражнику.

Теперь можно? У меня уже сил нет, отдохнуть охота и пожрать нормально.

Еще одно. Сними-ка повязку.

Зачем? — спросил я, чувствуя, как весь мой замечательный план начинает рушиться. — У меня там рана, отдирать больно!

Нужно, друг Харри, нужно… Не беспокойся, мы только на волосы посмотрим, а потом можешь заходить. Давай уже, не испытывай наше терпение. Быстрее покажешь — быстрее в трактир попадешь.

Прощай, жареная свинина… И лохань с водой… И девушки…

С каких пор вы лезете в дела магов? — спросил я, выпрямляясь и поднимая голову. В душе полыхнул огонь лютой ненависти.

Так разрушить мои невинные мечты…

Ты о чем? — не понял стражник.

А затем побледнел. Настолько стремительно и сильно, что это было заметно даже ночью, в трепещущем желтом свете факелов.

Вот именно, — произнес я, протягивая вперед невидимую руку. — Обычные люди не лезут в дела магов.

Воин захрипел, открыл рот… Потом раздался противный влажный треск и его голова безвольно свалилось на плечо, демонстрируя мне остекленевшие глаза.

Откуда-то сбоку вылетела стрела, но я неожиданно ловко от нее отмахнулся, отправив деревяшку в притаившуюся за спиной темноту.

И побежал.

Я двигался возле самой стены, пытаясь оставаться вне зоны досягаемости оставшихся за спиной лучников.

Требовалось пересечь освещенную факелами полосу вокруг города, не получив при этом десяток стрел… И очень желательно было сделать это как можно быстрее, пока тревога окончательно не разошлась по городу.

Здесь.

Резко поменяв направление, я промчался через освещенное пространство и скрылся в темноте.

Получилось. Меня не убьют прямо сейчас. Какое счастье.

Где-то совсем неподалеку находилась дорога, ведущая в сторону Каххара. И, похоже, опять настала пора бездумно мчаться вперед, пытаясь просто опередить всех вокруг. Без лошади, без еды…

Проклятье, — прохрипел я, когда все-таки добежал до начала нужного мне тракта.

Проклятье…

Сердце бешено стучалось в груди, легкие жадно раздувались, пытаясь получить хоть немного больше воздуха, в боку нещадно кололо. А ведь преодолеть пришлось всего-то около мили.

Наверное, моя скрючившаяся, тяжело дышащая и опирающаяся ладонями на колени фигура сейчас могла вызвать у стороннего наблюдателя только чувство жалости.