Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов

Кое-как повернувшись поперек кровати, на которой спал в штанах и рубашке, Иван нащупал ногами пол и пополз задницей вперёд, пока не соприкоснул ягодицы с прохладным паркетом. В башке бешено колотили в набат, созывая зрителей на пожар, пожирающий пищевод и трахею. Иван сфокусировал зрение на брюках, увидел, что они заляпаны глиной, и застонал. Что же, что они вчера вытворяли тут с папашей Орезой? Куда ходили? чем душу тешили? чем тело радовали? О, Санта Мария, матка бозка!..

Не могли, что ли, эти козлы из ГРУ вшить мне какую-нибудь особенную торпеду, которая расщепляла бы ядовитый для белого человека маньянский алкоголь в крови на разные полезные вещества и предохраняла бы хозяина своего от всяческого пьяного безобразия?.. Пожидились, суки позорные… А теперь вот выясняй, что я вчера этому хмырю папашке наговорил, что наобещал, об чём сговорился… Ведь ни хера же не помню!.. Ни херища!

Нет, никудышный из меня разведчик, решил Иван. Где ж такое видано, чтобы разведчики так нажирались. Жуть какая-то. Главное, зачем? А? Кто ответит? Кто виноват? Ладно бы на сельхозработах в родном колхозе. Там сам Бог велел нажраться. А здесь?.. На вражеской территории… Под боком у агрессора… На задании…

Что же делать, спросил себя Иван.

Исправляться, ответил он себе.

Во-первых, больше не пить. Совсем. Сухой закон с сегодняшнего же дня. Это железно. Все. Следующее пьянство состоится в родном колхозе по выполнении задания. Так. Что дальше?

Во-вторых, нужно как-то выведать у папашки, что я ему наболтал. У нас ведь, кажется, весьма интересный с ним разговор вчерась происходил, покуда мне память на хрен не отшибло. О чем, бишь?.. Да! о том, что он меня отчасти расколол. Выяснил, что я не боливиец. А чуть прямо не русский шпион. Нет, русского шпиона он во мне на самом деле не заподозрил, нет. Он потом, помнится, объяснил, что это в его студенческие годы у них там в университете ихнем раздолбайском была в ходу такая шутка: признайся, дескать, амиго, что ты русский шпион! Амиго в ужасе приседает и обсирается от страха, потому что бушевала холодная война и с этим делом тогда у них было строго.

Значица, известно папашке-то нашему, что я никакой не Иван Досуарес. А кто? Вот что дальше-то было? Ну, блин, ни хера же не помню! А вдруг я у него после двадцать пятой чарки взял, да и разрыдался на плече?.. Про детство колхозное сиротское рассказал, про то, как Родина-мать меня на службу к себе призвала, в портянку пеленала, водкой-портвейном вспаивала?.. А после тридцать пятой анекдот рассказал про того самого замполита Степанова, который любил говорить: “Я академиев не кончал, но высшее образование вам даду!” А после сорок второй запел “Степь да степь кругом”, да не шёпотом, как Штирлиц, а во всю глотку, горлопань свою молодецкую?..

А Габри-то домой вчера вернулась или нет? Что если она меня видела в таком состоянии? Может, я к ней ещё и приставал?.. О, ужас!.. Ведь попрут взашей. Скажут, таким не место ни хрена в приличном доме. Руссише швайне, скажут. Выспался, паразит? А теперь – пошёл вон! И все, задание завалил. Встал, пошёл. Домой приехал – расстреляли.

И правильно сделали.

Блин, я же сегодня должен был мелок растоптать на остановке… Чтобы начальство узнало, что я маячок поставил… Твою мать!

Иван тяжко вздохнул, как умеет вздыхать только русский похмельный виноватый перед всеми мужик, и боком вперед пополз к ближайшему холодильнику, где с вероятностью семьдесят три процента ожидала его запотевшая от холода банка пива “Корона”.

После третьего телефона-автомата Иван отчаялся. Сначала ему посоветовали проспаться, затем припугнули полицией, наконец, просто послали подальше. Нация бесстрашных, блин. Никакой бомбой их не напугаешь. Даже удивительно. Если вы такие смелые, чего ж вы в космос первыми не полетели…

Время – половина двенадцатого. Нужно было, ядрена мать, усы, что ли, какие под нос приклеить… Узнает же! Да, этому его тоже ни хрена не обучили в экстернатуре.

Он вошёл в “Макдоналд'с” и, протиснувшись сквозь толпу, разыскал средний зал. Действительно, народу сюда набилось поболе чем в другие помещения. Оно, может, и хорошо: пострадают только те, кто будет стоять рядом, а остальных они же своими телами прикроют от осколков…

Что я за чушь порю, рассердился Иван. Каких ещё осколков! Никто не должен взорваться! никто! И я несу самую-рассамую за это ответственность, блин. Я не только жених взрывающей, я ещё и земляк взрываемой.

Он встал в очередь к кассе и вскоре обзавёлся подносом с двумя резиновыми булками, в которые были завернуты пережаренные котлеты в зеленоватом майонезе, а также стаканом так называемого чая. Сел он в самый дальний угол лицом к залу и надел на физиономию – большие чёрные очки, на уши – наушники от плеера, а на череп – кепку-бейсболку с козырьком.

Учили-то меня убивать, подумал он с иронией. Денег сколько затратило родное государство – жуть, блин! И всё ради одного: научить курсанта Пупышева убивать людей различными возможными способами: из автомата, из пистолета, из гранатомёта, из миномёта, руками, ногами, ножом, штыком, зубами, наконец, словом, то есть, чужими руками, и так далее. А я? Мало того, что никого пока не убил, но даже, наоборот, нагло пытаюсь воспрепятствовать этому процессу. Вопреки не только здравому смыслу и собственной безопасности, но и поперёк прямого приказа непосредственного начальства…

Ну не урод ли я?

Урод. Это с точки зрения непосредственного начальства. А с точки зрения моей возлюбленной и её соратников в борьбе за дело всеобщего равенства и братства – и вовсе прямой покойник…

Возлюбленной было неизвестно, что он тоже находится в Маньяна-сити. Она заявилась домой только вчера днём, сославшись на сложности с экзаменом – слава богу, не застала Ивана в непотребном состоянии! Они погуляли по городу, Иван растоптал-таки свой мелок на улице Кебрада. С утра пораньше она опять улетела столицу – до вечера, а он сказал, что пойдет на весь день на пляж: нырять с аквалангом. Там, не доходя мили до отеля “Лас Брисас”, есть станция, где его уже знают и дают напрокат снаряжение с хорошей скидкой. Она кивнула и пообещала присоединиться к нему по возвращении. Он встал, пошёл. Якобы на пляж.

Он надвинул козырек на глаза и впился белыми зубами в свой холестеринбургер, закрыв им нижнюю половину лица. Аппетита не было совершенно. Аппетит был равен нулю. И хрен с ним, что нулю. Лишь бы не минусу с чем-то.

Минут через пять Иван вполне освоился с обстановкой и начал воспринимать средний зал ресторана “Макдоналд'с” уже не как некую прямоугольную емкость, беспорядочно наполненную аморфной человеческой массой, а как зону осмысленного существования вполне дискретных особей. Особи жрали, курили, целовались и хихикали – то есть занимались обычным делом обреченных, не знающих о том, что они обречены. Заметил он и нечто подозрительное. В противоположном от Ивана углу длинноволосый крепыш поводил глазами-щёлками, не притрагиваясь ни к еде, ни к напиткам. Обеспечение операции? Возможно. Хоть и не обязательно. Воспалённому воображению что только не привидится. Через некоторое время Иван заметил ещё одного такого же. Это уже мало походило на случайность. Либо тот, либо другой, либо оба – прикрывают здесь бомбистку Агату.