Логика прыжка через смерть - Сергей Герасимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, не жаль. Понимаешь, я здесь нашла что-то такое, чего мне всегда нехватало. Любовь других людей и к другим людям – это все, конечно, хорошо, но, понимаешь, ведь есть что-то большее, чем отдельный человек. И его любовь и любовь к нему значат намного больше. И если нужно сравнивать любовь к человеку и любовь к нации, то любовь к человеку теряет всякое значение в таком сравнении, любовь к человеку для меня исчезает. Я больше не люблю отдельного человека. Я растворяюсь во всем этом: я иду и вижу – это дерево есть я и этот деревянный домик тоже я, и эта старая стена, которой я никогда не видела, это тоже я. И эти поля, где сражались мои предки и где будут сражаться мои сыновья… А я нарожаю еще много сыновей. Только вначале разведусь и снова выйду замуж. И любой другой любовью я пожертвую, не задумываясь, когда встанет вопрос о любви к своей земле и народу. Это же святое! В этих полях я родилась и выросла, здесь похоронены мои предки, эта земля меня кормит и поит, мое детство и юность прошли здесь и здесь я проведу свою старость – и сюда же лягут мои кости. Я всегда жила здесь и не собираюсь куда-либо ехать, этой земли мне достаточно, и я уверена, что лучшей мне не найти.
– Это действительно святое, – сказал Коре, – хотя, кажется мне, ты росла не в полях, а если и в полях, то не в этих. Не хватало, чтобы ты еще заговорила о своем босоногом детстве.
– Не кощунствуй! Я всегда знала, что ты в этом отношении урод.
– Но почему же? Я тоже люблю свою землю. Но только свою, а не ту, которую мне подсовывают в качестве своей и заставляют любить под дулом пистолета. Но это бесполезный спор. Есть вещи, которые каждый решает для себя.
Оксана вышла из домика и остановилась на пороге.
– Все-таки последний раз виделись, – сказала она, не оборачиваясь, – мог бы и показаться мне, а не притворяться пустым голосом.
Голова снова разболелась, сейчас еще стучало сердце и каждый его удар отдавался в висках звонкими колокольчиками. Умру я так, – подумала она, – ну и пусть ему хуже будет. Хоть на своей земле умру, а не в дальних морях-окиянах.
Она увидела на дороге быстро мерцающую тень чего-то похожего на большую летучую мышь – подняла голову, но небо было чистым.
Глотатель спланировал прямо на крыльцо и вошел в дверь, нагнув голову. В его лице было довольно много человеческого; по лицу его было видно, что он мужского пола, лет тридцати или сорока отроду. Мышиного в лице было не меньше.
Глотатель разинул пасть и зевнул. Была видна только пасть, раскрывшаяся, как зонтик, потом снова появилась голова.
– Бро-би-би-жижь? – спросил он и потряс головой.
Его длинные усы торчали как антенны.
– Что ты сказал?
– Че не бежишь?
– А зачем мне бежать – от тебя все равно не спрячешься, – ответил Коре.
– Ну.
Он подошел ближе. Ему приходилось наклонять голову, чтобы не цепляться за потолок. Он щелкнул зубами в опасной близости и Коре отдернул голову.
– У-ху-ху! – сказал глотатель и широко улыбнулся. Снова стала видна только пасть. Он махнул перепончатой лапой и Коре снова увернулся. Увернулся и ушел в угол комнаты. Никакого оружия здесь не было – только половинка кирпича. Он взял половинку в руку.
Глотатель приблизился и снова щелкнул зубами. Его зубы были лимонно-желтого оттенка, а глаза чуть-чуть светились. Глаза были желтыми и с вытянутыми зрачками, как и у большинства осиан. Когда он закрывал пасть, зубы торчали наружу.
– Тебе зачем такие зубы? – спросил Коре. – Ты же ними ничего не откусишь.
– Я проглочу, – сказал глотатель и щелкнул зубами так быстро, что если бы не мгновенная реакция, Коре остался бы без головы.
Он бросил кирпич и глотатель схватил его на лету, по-собачьи. Потом раскусил и выплюнул.
– Чтоб у тебя зубы зубы выпали! – пожелал Коре. Ничего не случилось. На эту тварь не действуют проклятья.
– Ты сейчас меня будешь глотать?
– Мурр. Может быть.
У двери послышались шаги и глотатель обернулся.
– Здравствуйте, – послышался детский голос. – Я знаю, что вы здесь. Не притворяйтесь невидимкой.
Глотатель состроил гримасу – умильная улыбка во весь рот – и растаял в воздухе.
– Здравствуйте, – сказал мальчик, – вы человек или новое техническое устройство? Не обманывайте, я знаю, что вы здесь.
Коре молчал, ожидая. Пищали далекие загорающие на условном пляже. Ничего этот мальчишка не может знать.
– Вы говорили с женщиной, потом расстались; она пошла в сторону станции, а вы остались здесь. Ваши следы видны, потому что здесь пыльно. (Мальчик смотрел на пол) У вас четыре ноги – две человеческие, а две с перепонками. Нет, вас двое. Я точно вижу где вы оба сейчас.
– Ты неплохо умеешь следить. Но я один.
– Не нужно уходить от вопроса.
– А ты не боишься? Ты же не знаешь кто я такой. Вдруг я очень большой и страшный, вроде человека с бычьей головой?
Мальчик ухмыльнулся.
– Я уже не маленький, чтобы мне сказки рассказывать. Вы опять не ответили.
– Да, – сказал Коре. – Я человек, такой же как ты или она. Ты на нее похож. Ты ее сын?
– Я-то сын, а вот кто она?
– Не знаю даже как и объяснить. Все слишком запуталась.
– А вы попробуйте.
– Попробую, если у тебя есть время.
– Времени у меня хватает, – ответил Ярослав. – Если не возражаете, то давайте выйдем отсюда, вы сядете, потом я подойду и сяду рядом. Иначе на нас будут обращать внимание. А когда я буду говорить, то не буду смотреть в вашу сторону. Если вы не против, конечно.
– Не знаю даже с чего начать, – сказал Коре.
– Тогда начните с вопроса. Вас разве не учили, что так проще всего завязать серьезный разговор?
– Ты счастлив?
– Сейчас или вообще?
– Вообще.
– Иногда. Очень редко. И не по-настоящему.
– А знаешь почему?
– Знаю. Потому что я еще маленький, а маленьким тяжело жить. Еще потому, что я не знаю где моя настоящая мама и потому что, когда я вырасту, меня заберут в армию на пять лет. Я ненавижу армию, ненавижу кружки, ненавижу своих друзей, ненавижу школу и все остальное тоже. Ну, и много всего другого. А вы иностранец, правильно? Я первый раз в жизни разговариваю с иностранцем. Я раньше думал, что у иностранцев всегда акцент. Нас даже учили разоблачать иностранцев по движению губ.
– Я пришел из другой жизни.
– С того света?
– Нет, хотя я был и там. Люди обычно думают, что есть только один мир – тот, где они живут, – или два мира: тот и этот. Но почему только один или два?