Игра в поддавки - Александр Митич

В данный момент, правда, опаснее слишком высоко поднимать голову или чересчур отклячивать зад. Склюют на фиг. Аисты четырехмерные. На что им, спрашивается мы, трехмерные существа? Пытаюсь представить себе, как бы я ловил вилкой на тарелке нечто мелкое, двумерное, столь плоское, что и микрометром толщину не измеришь. И какой моему желудку прок от такой пищи? Может, оторвавшись от этой серой поверхности, трехмерные существа делаются четырехмерными, а значит, и питательными?

Ум за разум заходит, а не бросаю думать об этом. Уж лучше заумь, чем страх, что шевелится во мне вредным, как глист, червяком и пугает угрозой выползти наружу. Здесь его сходство с глистом окончится, потому что вышедший глист безвреден, а неконтролируемый страх угробит меня быстро и с гарантией. Да и стыдно помирать так-то. Давай ползи, ползун хренов, и думай о чем угодно, но только не об аистах!.. Ползу. Протираю локти и коленки. Сзади, пресмыкаясь, как допотопный ящер, пыхтит Гляпа, постанывает и отстает понемногу Хвост, а у Вычета только куртка шуршит, больше никаких звуков он не производит, а ползет хорошо. Вот ведь шибздик мелкий, сухопарый и обезжиренный! Уж кому-кому, а ему не приходится пыхтеть под тяжестью собственного мяса. Он от природы такой и никаким спортом, насколько я знаю, всерьез не занимался, а жиром не оброс, хотя работа у него сидячая, если не лежачая. Подфартило ему с генами.

— Погодь, Чемодан! — хрипит сзади Хвост. — Погодь, говорю! Передохнуть дай…

Мы еще и ста метров не проползли, а ему уже отдыхать. Что дальше-то будет?

А то и будет. Вколем ему еще стимулятора поядренее и погоним вперед окриками и обещаниями бросить помирать в одиночестве. У нас в десантной роте на марш-бросках это делалось жестче: упавших от усталости подбадривали сапогами, а то и прикладами, и многим помогало, а тащили на себе только тех, кто и после сапожно-прикладного воспитания продолжал валяться, тихо помирая. Тут уж нечего делать — ясно, что полностью выложился человек.

Но плох этот метод, когда ползешь, и скотство бить раненого. Хотя… чтобы спасти ему жизнь — побью, если иначе никак нельзя.

Все же приходится сделать передых. Я сам колю Хвоста в задницу сквозь штаны. Терпи, паскуда, это всего лишь игла. Можешь ползти? Сейчас сможешь!

Какое-то время он и впрямь не отстает от нас, и я могу чаще смотреть не назад через плечо, а по сторонам и вверх. Вычет глазаст, хоть и очкарик. Кажется, он прав — труба над нами явно загибается и где-то там, далеко впереди и чуть правее, должна пересечься с идиотской серой поверхностью, по которой мы елозим на животах. Но как же далеко линия пересечения! Сколько мы проползли — полкилометра? Наверняка не больше. Меня вот что беспокоит: Вычет назвал эту самую бутылку Клейна Зоной, возникшей в здешнем четырехмерном мире. А если здесь эта Зона имеет приблизительно те же размеры, что и наша, земная Зона?

Тогда лучше уж умереть стоя — все равно не доползем.

А если в ней тоже есть свои ловушки?

Тогда тоже не доползем. Одна надежда: в четырехмерном мире ловушки рассчитаны на четырехмерных существ. Но кто доказал мне, что этот бутылочный мир — четырехмерный? Вычет? О да, он никогда не ошибается!

Тьфу на него.

Чтобы отвлечься, начинаю размышлять о том, как повели себя местные четырехмерные обитатели, когда возникла их Зона. Не о хищных аистах речь, а о других местных созданиях, которых нам, трехмерным, не дано увидеть. Как повели себя люди на Земле, мы знаем, ну а эти? Понятно, что поначалу ошалели с перепугу, а потом? Может, среди них тоже нашлись четырехмерные сталкеры, ищущие четырехмерный хабар? И конечно, их тут же принялась гонять и не пущать четырехмерная полиция?

Не удивлюсь, если так оно и есть. Свинья грязи найдет, как и было сказано. Где цивилизация, там и грязь, как же без нее. А в Зоне тем более. В ней всякой грязи хватает — и человеческой, и природной, и техногенной с радионуклидами. Вот только в этой идиотской бутылке на ее серой ровной поверхности грязи почему-то нет совсем, хотя, наверное, мы просто-напросто не видим ее и не чувствуем… Должно быть, она тоже четырехмерная.

Черт, до чего же медленно тянется время, когда уподобляешься крокодилу! Ползем, ползем… Если нас загнали в бутылку и впрямь Хозяева, то не для того, чтобы спасти, нет. Не верю. Это не их стиль, а какой он, их стиль, хорошо видно в Зоне. Зуб даю, они собираются помучить нас, прежде чем прихлопнуть. Зачем это им? Не знаю. А зачем ребенок, высунув от усердия язык, обрывает мухе крылышки?.

Он делает то, что ему нравится, вот и весь ответ.

Если Хозяева существуют, то склонны ли они к жестоким забавам?

Конечно, да! Любой сталкер припомнит с десяток историй, чаще случившихся с другими сталкерами и реже — с ним самим. Не так уж редко Зона прямо-таки издевается над людьми, будто мучительство доставляет ей удовольствие. А если не ей, а Хозяевам? Если Зона — всего лишь их орудие? Нормальному-то сталкеру до лампочки, кто его гнобит, ему интересно только одно — выжить. Мы — уникумы, нам уже не до лампочки, кто там над нами измывается. Неправильный ответна этот вопрос может повести к неправильным действиям, и тогда наши жизни не будут стоить и гроша.

Они и сейчас стоят немногим больше того гроша…

Мы ползем — уныло и старательно. Должен ли сталкер уметь ползатьна брюхе? Еще как должен! Иной раз ползешь ночью через Периметр, нацеливаясь на дырку в проволочном заграждении, и только молишься, чтобы не заметили с вышки, а иногда уползаешь из-под обстрела по таким низинкам, что с первого взгляда их и не разглядишь, и не всегда знаешь, кто ведет по тебе огонь — бандиты, солдатня или просто какие-то придурки. Еще бывает, что из скопления аномалий Можно выбраться только ползком. Но в таком ползучем марафоне, как этот, я еще не участвовал и никогда не горел желанием попробовать.

Через час мы без сил. На локтях и коленях скоро появятся прорехи. Хвост отстал метров на сто и больше не может ползти, а мы хотя и можем, но очень, очень не хотим. Нужна передышка. Отсюда уже неплохо видна наша конечная цель, где одна серая труба, загибаясь, пересекает другую, но мы, кажется, не проползли еще и половины пути.

Скверные шутники эти Хозяева. Поймать бы хоть одного из них да поговорить по душам — ему бы мало не показалось. Я тоже шутить умею. — Хвост! — кричу я.

В ответ доносится натужный мык. Плохо ему, Хвосту.

— Ползти можешь?

Он только мотает головой — кранты, мол, выдохся.

— Взять тебя на буксир, что ли?

— У-у-у… — Он, видимо, хочет сказать «угу».

— Ползи сюда. Доползешь — возьму.

Игнорирую укоризненный взгляд Гляпы. Верный напарник Хвоста тоже порядком устал, но готов хоть сейчас ползти за ним назад и тащить. Тут бы Хвост и прикинулся вконец обессилевшим, я его знаю. И Гляпа обессилел бы, волоча его. На самом-то деле силы у Хвоста еще остались, только тратить их он не хочет. Я вижу. Во-первых, он не бросил хабар, а во-вторых, в такие минуты он всегда чуть-чуть переигрывает, работая на публику, и это заметно.