Шпион, выйди вон - Джон Ле Карре

Он вдруг куда-то заторопился. Покопавшись в своем портфеле, он вытащил оттуда большой чистый конверт, сунул его в руку Смайли и поспешил удалиться в более привычный и благородный мир Уайтхолла, а мистер Барраклаф, в свою очередь, – в отель «Айли», где он продолжил чтение документов по операции «Свидетель».

Наступило обеденное время следующего дня. Смайли перед этим почитал, немного поспал, снова почитал, принял ванну и теперь, поднимаясь по ступенькам этого симпатичного дома в центре Лондона, чувствовал себя прекрасно, потому что ему нравилось встречаться с Сэмом.

Дом этот, сложенный из бурого кирпича в георгианском стиле, находился рядом с Гроувенор-сквер. Ступенек было пять, а в зубчатой нише у входа располагался латунный звонок. По обе стороны черной двери стояли колонны. Он нажал кнопку звонка, и у него возникло такое впечатление, будто на самом деле он нажал на дверь, потому что она тут же отворилась. Он вошел в круглую прихожую с другой дверью и двумя рослыми мужчинами в черных костюмах, которые вполне могли бы сойти за привратников Вестминстерского аббатства.

Над мраморной каминной полкой висела картина – взвившиеся на дыбы кони, – скорее всего, работы Стаббса[16]. Один из привратников подошел ближе к Смайли, принимая у него пальто, другой провел его к столику с регистрационной книгой, чтобы Смайли поставил в ней свою подпись.

– Хебден, – пробормотал Смайли, расписываясь. Он назвал один из своих оперативных псевдонимов, который должен был помнить Сэм. – Адриан Хебден.

Мужчина, которому он отдал пальто, повторил в трубку внутреннего телефона:

– Мистер Хебден, мистер Адриан Хебден.

– Если вы не возражаете, подождите минутку, сэр, – сказал человек у столика с книгой.

Здесь не было слышно музыки, хотя Смайли казалось, что в подобных заведениях должна быть и музыка, и фонтан.

– Я по сути дела, приятель мистера Коллинза, – пробормотал Смайли. – Если мистер Коллинз не очень сильно занят. Я думаю, он даже, может быть, ждет меня…

Человек у телефона буркнул «спасибо» и повесил трубку. Он проводил Смайли к внутренней двери и открыл ее перед ним. Та беззвучно отворилась, не прошелестев даже по шелковому ковру.

– Мистер Коллинз ждет вас, сэр, – почтительно пробормотал он. – Угощения за счет хозяина.

Три гостиных комнаты, обшитые панелями из красного дерева, переходили одна в другую; лишь колонны с арками зрительно разделяли их между собой. В каждой из комнат было по одному столу, так что в третьей из них он стоял метрах в двадцати от входа. Мягкий свет падал на бессмысленные натюрморты в исполинских золоченых рамах и на зеленое сукно игровых столов. Шторы на окнах были опущены, места заняты примерно на треть – за каждым столом сидело четыре или пять игроков, все мужчины, и единственными звуками, нарушавшими тишину, были щелчки шарика, подпрыгивающего на рулетке, позвякивание фишек, переходивших время от времени от одного к другому, и очень тихое бормотание крупье.

– Адриан Хебден, – сказал Сэм Коллинз со сдержанным восторгом в голосе.

– Давненько не виделись.

– Здорово, Сэм, – сказал Смайли, и они пожали друг другу руки.

– Пойдем в мою берлогу, – предложил Коллинз и кивнул единственному стоящему человеку в комнате – очень крупному мужчине с рябым лицом, явно страдающему гипертонией. Тот кивнул в ответ. – Как тебе все это? – спросил Сэм, пока они шли по коридору, задрапированному красным шелком.

– Очень впечатляюще, – вежливо ответилСмайли.

– Вот именно, – сказал Сэм. – Впечатляюще. Самое подходящее слово.

Он был в смокинге. В его кабинете, обитом плюшем в стиле эпохи Эдуарда VII, стоял стол с мраморной крышкой и ножками в виде звериных лап, но сама по себе комната была очень маленькой и почти совсем не проветривалась.

Смайли подумал, что она больше походит на театральную кладовую, заставленную реквизитом, оставшимся от прошлых постановок.

– Они были даже не прочь позволить мне вложить сюда немного своих деньжат. Не сейчас, правда, а как-нибудь попозже. Довольно упрямые ребята, но, знаешь, очень энергичные.

– Я не сомневаюсь, – отозвался Смайли.

– Как мы когда-то.

– Это точно.

Сэм был элегантным приветливым мужчиной с аккуратными черными усами, без которых Смайли себе его уже и представить не мог. Ему, пожалуй, было уже около пятидесяти. Он провел много времени на Востоке, где они как-то раз вместе отслеживали в эфире одного китайского радиста. Цвет его лица начал понемногу терять былую свежесть, но он все еще выглядел лет на тридцать пять. На лице у него появилась теплая улыбка, и весь его вид говорил о доверчивости и дружелюбии. Обе руки лежали на столе, как если бы они сейчас играли в карты, и он смотрел на Смайли с нежностью, похожей на отцовскую или сыновнюю, а может быть, на ту и на другую вместе.

– Если наш дружок наберет больше пяти, – сказал он, продолжая улыбаться, – звякни мне, Гарри, если тебе не трудно. А пока помалкивай, у меня беседа с нефтяным королем. – Он говорил в селектор у себя на столе. – Сколько у него сейчас?

– Уже три, – раздался скрипучий голос. Смайли догадался, что он принадлежит рябому мужчине, страдающему гипертонией.

– Теперь он должен проиграть восемь, – мягко сказал Сэм. – Не дай ему уйти из-за стола, только и всего. Сделай из него героя дня. – Он отключил аппарат и усмехнулся. Смайли усмехнулся в ответ. – На самом деле мне чертовски нравится такая жизнь, – заверил его Сэм. – Это, по крайней мере, лучше, чем продавать стиральные машины. Немного необычно, конечно, надевать смокинг в десять утра. Сразу вспоминаешь дипломатическую «крышу». – Смайли рассмеялся. – И все по-честному, хочешь верь, хочешь нет, – добавил Сэм, не меняя выражения лица – Все, что нам нужно, – точный расчет.

– Уверен, что так оно и есть, – сказал Смайли, снова придав как можно больше любезности своим словам.

– Не против, если я включу музыку?

Это была магнитофонная запись; звук шел откуда-то с потолка. Сэм прибавил громкость настолько, насколько они могли выдержать.

– Ну, так чем я могу быть тебе полезен? – спросил Коллинз, и его улыбка стала еще шире.

– Я бы хотел поговорить с тобой о той ночи, когда стреляли в Джима Придо. Ты тогда дежурил.

Сэм курил коричневые сигареты, настолько ароматные, что они напоминали сигары. Щелкнув зажигалкой, он окунул кончик одной из них в пламя, затем посмотрел, как оно гаснет, превращаясь в тлеющий уголек.

– Пишешь мемуары, а, старина? – спросил он.

– Мы решили пересмотреть это дело.

– Кто это «мы», а, старина?

– Я, мол персона и твой покорный слуга, да еще Лейкон с Министром наседают с разных сторон.