Тьма египетская - Михаил Попов

Никаких, впрочем, звуков из пределов дома не донеслось. И уже очень скоро «царский брат» снова появился на пороге. И поманил второго мальчика. Тот повёл себя точно так же, как и первый, только ещё замедленнее и неохотнее. Двое оставшихся начали торопливо шушукаться, а ведь до этого сидели смирно.

Стариками овладело любопытство, они хотели уже было побиться об заклад, выйдет ли хозяин за третьим мальчиком, но не успели. Он уже вышел. Третий попробовал вступить в переговоры с Мегилой. Должно быть, спрашивал, а что там произошло с первыми его товарищами, но иноземец был не расположен к разговорам. Он заметно спешил. Он просто подошёл, взял третьего за руку и потащил за собой.

Четвёртый привстал и огляделся, прижимая к груди свой мешок. Старикам даже показалось, что они поймали его растерянный взгляд. «Беги», — прошептал Шеду, но Тамит тут же приложил свою ладонь к его губам. Здесь такая история, что можно было и не обойтись палочной поркой.

Мальчик встал и осторожно засеменил в сторону выхода. Спиной вперёд, всё время сверля глазами вход в страшное жилище.

Старики ахнули и тут же сами себе позатыкали преступные рты.

Мегила вышел через другой выход, и отступающий мальчик, сделав три шага, упёрся спиной ему в живот. Попытался крикнуть, но одним, жутким по умелости движением, был схвачен за горло и под живот и тут же унесён с глаз долой.

Шеду и Тамит отпали от своих тайных амбразур и уставились друг на друга. Что теперь им было делать? Бежать? Смертельно опасно. Оставаться на месте? То же самое.

И тут они услышали приближающиеся шаги.

Зажмурились.

Смерть их пугала, ибо они были людьми одинокими, стало быть, некому будет позаботиться о достойном погребении и об уходе за мумиями. Рассчитывать в этом отношении они могли только на добрую волю хозяина, иногда богатый господин раскошеливался во имя старинного своего слуги, в благодарность за многолетнюю службу. Здесь же чего ждать? И хозяин — дикарь иноземный, да и сама служба была слишком краткой.

Мегила вошёл в прачечную с большим кувшином и чашей в руках. Старики смотрели на него всё так же сидя, не имея сил подняться. Не говоря ни слова, «царский брат» сковырнул восковую печать с горлышка и налил полную чашу вина. И протянул Шеду:

— Пей.

Положение дел дошло до такой степени несообразности — хозяин поит вином слугу! — что старик покорно и тупо взял поднесённую чашу и начал пить, часто двигая остреньким кадычком.

Выпил.

Вторая чаша пошла Тамиту.

— Мы ничего не видели, — слабо просипел тот и заслужил уничтожающий взгляд товарища, и понял, что выдал их обоих с головой.

— Пей, — сказал ему Мегила.

Когда старики выпили по шесть чаш, им было уже всё равно, что произошло с мальчиками и даже что произойдёт с ними самими. Почти одновременно они повалились на пол, икая и хлюпая носами. «Царский брат» поставил кувшин рядом с ними и, выбравшись наружу, пошёл к амбару.

Там он привёл в чувство землекопа, предварительно вытащив его из норы.

— Говори.

Тот, проморгавшись и сообразив наконец, кто он и где, сразу же выложил: надо бежать. Бежать можно только через подземный ход, ибо вокруг глаза и уши, и стоит только господину выйти за ворота, об этом тут же станет известно Аменемхету.

— Кто тебя послал?

— Это неважно, — быстро говорил землекоп, время от времени сморкаясь и сплёвывая на землю. — Это хороший человек, важный человек, он дал план этого заложенного подземного хода, он дал денег, чтобы купить лодку, она уже готова. Хорошая лодка, можно плыть и по ветру, и против ветра.

— Кто тебя послал?!

Землекоп попытался врать и дальше, но «царский брат» взял его двумя пальцами за ключицу и резко надавил вниз. Врун вскрикнул и аж закашлялся от боли.

— Но я не знаю, не знаю этого человека, я видел его, но я не знаю, как его зовут.

— Отведи меня к нему. Я дам тебе больше денег, чем этот человек, а если ты откажешься, я тебя убью прямо сейчас.

Яхмос закончил говорить и медленно обвёл взглядом собравшихся жрецов. Они сидели в простых деревянных креслах, расставленных широким полукругом на гранитном полу в главной приёмной зале укреплённой княжеской резиденции в Темсене. Здесь не было никаких следов обычной фиванской роскоши. Жилище молодого князя тяготело к превращению не во дворец, но в обычное воинское становище.

Жрецы сидели в разных позах. Опустив голову на грудь, склонив набок, задумчиво подперев ладонью, откинув затылок на спинку. Никто не смотрел в сторону князя, никто не спешил заговорить. Ибо заговоривший должен был или согласиться с речью Яхмоса, или опровергнуть её. Выступить против неё мешали здравые мысли, в ней высказанные, и шум обширного воинского лагеря, всё время стоявший на границах слуха всех собравшихся, даже самых пожилых и тугоухих. Согласиться с речью — значило мгновенно перевернуть весь порядок привычной жизни и броситься в бурный водоворот событий, из которого никто не обещает вывести живым.

Шахкей, говоря о том, что молодой номарх собрал у себя в загородном доме заговорщиков, имел в виду людей власти Верхнего Египта, княжеских родственников, начальников городских стражников, командиров наёмных ливийских и нубийских отрядов, что нанимали купеческие сообщества для охраны своих караванов во время перехода через восточную пустыню. Гиксос размышлял по-гиксосски, считая, что вербовать сторонников имеет смысл лишь из числа тех, кто может явиться с каким-то количеством вооружённых людей. Яхмос был египтянином и знал поэтому, что любое большое движение может в его стране начаться лишь с благословения водителей народного духа, и поэтому собрал у себя настоятелей храмов главных божеств каждого нома. Он с удовольствием обошёлся бы без них, но обойтись не мог. Он слишком хорошо представлял себе породу этих людей, поэтому заранее подумал о способе, каким можно использовать настроения собранного в одну кучу жречества. Кстати, сам процесс сбора заслуживал бы отдельного описания и несомненного восхищения решительностью и изобретательностью молодого правителя. Жрецы разных божеств как минимум не доверяли друг другу, чаще же просто ненавидели и презирали. Непримеримее всего были служители одного бога из разных номов. Например, верховный жрец Гора из Ни-ент-бака, что в номе Туф, считал верховного жреца Гора из Теба, что в номе Тёс-Гор, своим злейшим врагом. Усадить их рядом было немыслимо, и ради успеха сборища одним жрецом из двенадцатого менее богатого и влиятельного нома Туф пришлось пожертвовать.

Остальных Яхмос перехитрил, приглашая каждого как бы по отдельности. Одни прибыли из любопытства, другие из алчности, ибо всем обещались значительные подарки, третьи (самые бедные и захудалые) были просто польщены тем, что о них вспомнили.

Увидев себя в неожиданном, но столь представительном обществе, святые отцы испытали смешанные и сложные чувства. Смущало то, что в этом собрании не было видно первого из священнослужителей Верхнего Египта, верховного жреца храма Амона-Ра в Фивах его святейшества Аменемхета. С другой стороны, в насыщенной атмосфере, окружившей святейшее собрание, плавали какие-то туманные, но громадные обещания, и просто уехать, демонстрируя абстрактную лояльность неизвестно где пропадающему Аменемхету, ни у кого не хватило воли. В конце концов, в Темсене собрались почти все, значит, в случае чего и виноваты перед Аменемхетом будут все, а в такой ситуации не виноват никто.