Зимняя мантия - Элизабет Чедвик (Англия)

Самое лучшее у Матильды сводилось к темно-зеленому шерстяному платью, украшенному ожерельем из янтаря, которое когда-то принадлежало ее прапрабабке по отцовской линии. На Джудит было темно-красное платье и золотой крест. Вполне пристойно, но среди ярких бабочек они напоминали монахинь.

– Твоему бы отцу понравилось, – заметил Симон. – Он бы всех превзошел… и я говорю это как похвалу. – Он сжал руку жены. – Хотя по правде, его дочь – более чем достойна его.

Она засмеялась.

– Не надо изображать со мной придворного. У птиц самцы всегда имеют более яркое оперение, так?

Симон ухмыльнулся и подергал ее за одну из толстых кос.

– Хотя, наверное, насчет отца ты прав, – тихо сказала она. – Я помню, он носил золотые браслеты на запястьях. Вижу их, как будто это было вчера. Мать их ненавидела, а я считала очень красивыми.

– Он их и на свадьбу надел, – вздохнул Симон. – Он подстриг волосы и сбрил бороду, чтобы угодить твоей матери. Он и браслеты хотел снять, но я его отговорил. – Он печально улыбнулся. – Мне было всего тринадцать, что я понимал?

Она посмотрела на него сияющими глазами.

– Ты знал его.

– Возможно, – кивнул Симон и прикусил язык, чтобы не сказать, что у Уолтефа, пожалуй, было больше общего с тринадцатилетним мальчиком, чем с женщиной, на которой он собирался жениться.

Затем их провели в конец зала, где на возвышении, окруженный придворными, сидел новый король. При виде Вильгельма Руфуса Матильда остановилась, но толчок в спину заставил ее подойти ближе. Она потупила глаза, подавила желание хихикнуть и присела в глубоком реверансе.

Раздался скрип стула с высокой спинкой. Это поднялся Руфус. Она была поставлена на ноги и попала в мощные объятия, оказавшись лицом к лицу с королем, который фигурой напоминал бочку и не мог похвастать ростом.

– Кузина Матильда, добро пожаловать в Вестминстер. – Голос Руфуса был громким и грубым, напоминающим карканье вороны. Очень светлые, расчесанные на прямой пробор волосы обрамляли грубое, обветренное лицо. На нем была ярко-красная туника, вышитая зеленым. Он напомнил Матильде развратника, которого мать однажды выгнала из церковного прихода.

– Я рада быть здесь, ваша светлость, – ответила она.

– Разрази меня гром, как же ты на отца похожа, верно, Симон?

– Это правда, ваше величество, – согласился Симон. – Она унаследовала от него и умение радоваться жизни.

– Но не способность к опрометчивым решениям, надеюсь? – засмеялся Руфус, и его огромный живот затрясся.

Матильда покраснела.

– Она и на мать похожа, – продолжал бестактный Руфус. – Тоже может одарить тебя взглядом, от которого твои яйца ссохнутся. С твоими, надеюсь, все в порядке, Симон?

– Разумеется, сир. – Симон говорил ровно, не высказывая раздражения. Маска придворного, подумала Матильда. Наверное, именно так он уцелел в этом окружении.

– Ну, бедра у нее достаточно широкие, чтобы родить тебе славного сына. – Потеряв интерес к Матильде, Руфус повернулся к Джудит. – Вот эта больше похожа на мать, хотя я надеюсь, она не унаследовала ее характер. – Он пощекотал Джудит под подбородком. – Хорошенькая маленькая голубка, верно?

Джудит залилась краской и опустила глаза. Теперь Руфус повернулся к Симону.

– А что ты сделал с моей милой кузиной, их матерью? – Судя по тону, милой он Джудит не считает.

Симон откашлялся.

– Леди выразила желание удалиться в монастырь в Элстоу, сир.

– Ха! Полагаю, вы обрадовались. Сомневаюсь, что с годами она помягчела.

– Она уехала по нашему взаимному согласию, – с достоинством ответил Симон.

Руфус фыркнул.

– Я все удивлялся, что мой отец в тебе нашел, до того случая, когда ты пришел мне на помощь, пока другие стояли и смотрели. Не все, что сверкает, золото, так?

Симон оправил свою скромную тунику.

– Я уж точно не сверкаю, сир.

Руфус с силой хлопнул Симона по плечу.

– Если вдруг засверкаешь, я начну беспокоиться. – Царственным жестом он указал Симону и женщинам их места за главным столом. Перед ними тут же поставили кубки и налили в них вина.

Матильда вздрагивала от отвращения, стараясь это скрыть. У нее было впечатление, что ее облапали и испачкали.

Симон положил ей ладонь на руку.

– Пусть все стечет с тебя, как с гуся вода, – предупредил он шепотом, касаясь губами ее уха так, что со стороны могло показаться, что он шепчет ей слова любви. – Это единственный способ.

Руфус захотел узнать, как продвигается строительство, и Симон сообщил ему детали. Разглядывая короля из-под опущенных ресниц, Матильда заметила, что он ни на минуту не может посидеть спокойно, постоянно двигается, жестикулирует, перебивает других. Он рыгал и портил воздух и ржал при особо громких звуках и сильной вони. Но, присматриваясь внимательней, она видела под грубым фасадом признаки совсем другой личности. Может, Руфус и вел себя так, как дурак, но на самом деле дураком он не был.

Когда король удалился в свои покои вместе с двумя красивыми и молодыми придворными, Симон представил свою жену другим гостям. Матильда быстро поняла, что вся блестящая толпа при дворе делится на несколько групп. Одних мужчин Симон называл друзьями, улыбался и вел себя спокойно, к другим обращался с осторожной вежливостью, но были и такие, при встрече с которыми рука его каменела.

Среди последних были Роджер де Монтгомери и его сыновья. Симон поклонился, Матильда сделала реверанс. Когда она подняла глаза, то увидела среди них поразительно красивого мужчину. Звали его, как выяснилось, Робер де Беллем, и по поведению Симона она поняла, что он его люто ненавидит.

– До нас дошло, что ты женился по указанию нового короля Англии, – заявил Монтгомери. По тону было ясно, что поздравлений не будет. – И что тебе дали титул графа Нортгемитонского.

– Вы лучше меня знаете, как мельничные колеса дворцовых сплетен перемалывают зерна судьбы, – ответил Симон и собрался двигаться дальше, но Монтгомери придержал его за рукав.

– Если я и слушаю, так это потому, что я человек рассудительный. Может статься, что твой титул ничего не будет стоить. Хоть Вильгельм Руфус и стал королем, некоторые поговаривают, что у него нет права наследовать корону.

Симон поднял бровь.

– Некоторые когда-то говорили, что и его отец такого права не имеет, но что-то я не вижу почти никого из них при дворе сегодня. К тому же, – он пожал плечами, – и это неизбежно, сплетники и продажные души всегда найдутся. – Он крепче сжал руку Матильды и отошел.

– Как полудурки и калеки, – добавил Робер де Беллем довольно громко.