Возвращение с края ночи - Глеб Сердитый

Обогнув коптильню, он столкнулся с еще одной группой туземцев, совершавших скрытный обход с тыла. Но для них, похоже, внезапное появление Воронкова стало большей неожиданностью, чем для него. Они медленно отшатнулись, сминая тесные ряды. Сашка не удержался и сделал им «козу».

— Пока, ребята! Больше гуляйте на воздухе. Освежает.

— О-о-гу-гу! — грозно провыло несколько голосов.

И колыхающаяся толпа двинулась следом, но вскоре отстала.

Воронков сам поначалу не заметил, что двинул в противоположную сторону той, откуда пришел. То есть, миновав «термитники», он продолжил свой меланхолический марш-бросок строго в первоначально выбранном направлении.

Джой забежал вперед и оглядывался, стараясь держаться так, чтобы Сашка был между ним и туземцами.

Воронков не осуждал его за эту тактику. Он и сам бы не отказался от того, чтобы его отделял от туземцев кто-то надежный.

Едва не поскользнувшись на чем-то попавшем под ногу, он увидел вдруг выложенную на манер брусчатки чешую… По-другому не скажешь. Это именно чешуя, разложенная, как для просушки. Каждая пятиугольная чешуйка размером с совковую лопату.

— Рыбка… — опешил Воронков, — была…

Однако пахло от чешуи хоть и отвратно, но никак не рыбой.

Пришлось обогнуть это преизрядное поле, зачем-то вымощенное столь замысловатым образом.

— Значит, мы охотимся на больших, чешуйчатых, тормознутых не пойми кого… — сделал Сашка глубокомысленный вывод.

Представился почему-то гигантский панголин, который, как и полагается муравьеду, приходит к псевдотермитникам полакомиться аборигенами. Засовывает туда свой язык, а местные тык, тык, тык в язык своими копьями. И панголин подыхает от горя.

Тоже версия. Не хуже и не лучше любой другой. Дурковатая, правда. Но так ведь и аборигены, как бы это помягче выразиться, явно не Архимеды.

Сашка оглянулся.

Толпа сгрудилась у своих термитников и колыхалась, колыхалась, колыхалась…

Подняв облачко пыли, Воронков воткнул копье в землю.

Шмат мяса он сунул в пакет с недобродетельной дивой и прикрутил к поясу. Не хотелось занимать руки.

Аборигены смотрели вслед, вяло покачиваясь.

— Надеюсь, я их не обидел, — сказал Воронков.

Ну их на фиг! Погонятся еще…

С этой мыслью Сашка прибавил ходу.

Джой трусил рядом, всем своим видом выражая солидарность с такой постановкой вопроса. Ему тут тоже не нравилось.

Но сюда (понять бы куда!!!) они, в буквальном смысле, из тумана вышли, что твой месяц, а отсюда-то как?

Ассоциация с месяцем, вышедшим из тумана, зацепилась за какую-то извилину мозга: «Буду резать! Буду бить! Все равно…»

Шут его знает, что именно «все равно». Все «все равно»! Надо будет, буду резать, решил Сашка.

И все же… Если туман сработал, как некий занавес при входе, то как определить, что будет знаком при выходе? С туманом вокруг напряженка! Разве что пыль на замену сгодится, которая вылетает из под ног при каждом шаге, да так и остается висеть в воздухе плотными белесыми клубами. Вот только она в основном за спиной остается.

А что! Интересный ход! Чтобы окончательно сделать ручкой здешним дурковатым туземцам, обернуться и двинуть им навстречу. В классической литературе такой рецепт описан!

А если не сработает?

Сашка — обернулся на вялое, но тем более зловещее групповое шевеление у «термитников», споткнулся и едва не пропахал носом пыльную землю. Через несколько судорожно поспешных шагов он восстановил равновесие, распрямился и замер…

Их с Джоем обступал лес.

И был он не вековой даже, а, пожалуй, тысячелетний. Даже многотысячелетний. Что там реликтовые секвойи в Елоустоунском национальном парке американском!? Мелкий, молоденький подлесок!

Причем лес этот, если бы он не производил впечатления бесконечно древней естественности, можно было бы принять за слегка подзапущенный, но все же парк. Подроста мало. Ни бурелома, ни сухостоя. Под ногами пружинит, как батут, сплошная подушка из опавшей хвои. И каждая хвоинка длиной в ладонь, не меньше!

А вокруг просторно! Не мешая друг другу, стоят исполинские деревья. Похожи на янтарную сосну. В два, в три обхвата. Высо-че-е-енные. Красота!

Сашка задрал голову. Там высоко-высоко, в широких просветах разлапистых крон, по ультрамариновому небу плыли пушечные ярко-белые облака.

Интересно, какие же тут должны быть шишки?

— Идешь направо — просто лес, идешь налево — тоже лес, но если ты в дупло пролез — перед тобой волшебный лес! — продекламировал Воронков вполголоса.

Было четкое и острое ощущение, что свалился он сюда через некое мнемоническое дупло между мирами. И сам факт проникновения прозевал. Хотя когда споткнулся и был поглощен только восстановлением равновесия, кольнуло какое-то непривычное ощущение. Будто протискиваешься в толпе людей с мешками, а в мешках кирпичи. Но кирпичи какие-то такие, бутафорские, какими клоуны в зал швыряются. Долю секунды, на границе чувств, схватила эта неудобная, недобрая теснота с привкусом фальши и отпустила.

Он попытался было припомнить, испытывал ли подобное ощущение, когда он шел вслед за Альбой. Но там хватало других ощущений. Так что вполне мог и не заметить ничего. Скорее, и не заметил.

Он с удовольствием вдохнул жаркий, но очень чистый, пахнущий хвоей и разогретой смолой, а не душным навозом и пылью воздух.

Джой почти синхронно чихнул, избавляясь от набившейся в нос пыли, и шумно принюхался.

«Вода-река!» — радостно транслировал пес.

Сашка и сам почувствовал, что откуда-то слева явственно тянет струйкой свежести. Действительно вода и, скорее всего река, согласился он, доверяясь своей обретенной чуткости. Вода прохладная, проточная. В струйке не было ни малейшей нотки болотной затхлости или застойного привкуса тины.

Джой в ответ на невысказанный вопрос утвердительно гавкнул и радостно умчался на разведку. В горле першило и в носу чесалось от пыли, и Сашка решительно повернул налево.

Слишком далеко идти не пришлось.

Каких-то десять минут неспешной, не лишенной приятности прогулки, да еще по большей части под горку, и вот она — речка.

Открывшийся вид его немного удивил. В голове сложилась уже картина холмистой, покрытой светлым гигантским сосняком равнины, и на тебе: высокий яр, речка внизу…

Сама речка такая, как он и думал: небольшая, прозрачная, не слишком быстрая. Вот только течет в каменном ложе. И скалы! Если прямо здесь — еще так себе — валуны, то там вон какой утес — соснам впору. Хорошо еще спуск к реке есть, и не слишком крутой. Вроде даже тропа.

А на другом берегу — лес стеной, чащоба. И не равнина это. Сопки — вот что.