Руны. Обряды и наследие предков - Андрей Васильченко

О хандгемале говорится в следующих местах «Саксонского зерцала»:

а) Если свободный заседательного сословия вызовет на поединок кого-либо равного с ним сословия, то он должен показать, кто его четыре предка и свой хандгемаль и должен их назвать, иначе тот может по праву отвергнуть поединок с ним (книга I, статья 51, § 4);

б) Ни один свободный, имеющий право быть судебным заседателем, не обязан доказывать наличие хандгемаля и не обязан указывать своих четырех предков, разве только он вызывает на поединок лицо одного с ним сословия. Можно доказывать наличие хандгемаля своей присягой, если даже он (хандгемаль) находится не в том месте (книга III, статья 29, § 1);

в) В другом суде свободный, могущий быть судебным заседателем, не обязан ни с кем принимать поединок. Однако он должен отвечать перед тем судом, в округе которого он имеет свой хандгемаль. Если он там имеет присяжное кресло, то там же он обязан участвовать в суде. Кто, однако, присяжного кресла там не имеет, тот должен посещать высший суд по месту своего жительства (книга III, статья 26, § 2). В другом параграфе той же самой статьи говорилось: «Это кресло передает по наследству отец старшему сыну; если он не имеет сына, то он передает кресло по наследству ближайшему и старшему, способному носить меч родственнику равного с ним рождения».

Свободные заседательные люди, о которых здесь говорится, как уже следует из названия, принадлежали в свободному сословию. По своему статусу они следовали вслед за князем и «свободным господином», то есть бароном. Их положению соответствовало место, которое они могли занимать в имперской армии. Их статус определялся тремя отличительными признаками: впадением имущества, происхождением из древнего свободного рода, наличием среди имущества двора, который должен быть неотъемлемо связан с судом.

Из кратких комментариев Иоганна фон Буха следует, что хандгемаль является судом, к которому может быть привлечен свободный заседательный человек, «урожденный шеффеном», то есть судебным заседателем. Эта мысль дополняется замечанием, что хандгемаль был судом, в котором свободный человек являлся либо мог являться судебным заседателем, если речь шла о близком родственнике «меченосца», так как его нельзя было приговаривать ни к смерти, ни к жизни.

Для понимания сути слова «шеффен» (судебный заседатель) в этих частях правового кодекса и комментариях к нему очень важным является то обстоятельство, что оно употребляется в единственном числе. Кресло шеффена, то есть суд, передавалось по наследству от отца к старшему сыну. Если же не имелось сыновей, то применялся уже знакомый нам родовой принцип, когда оно передавалось к ближайшему родственнику-мужчине по линии «меченосца», но именно мужчине. Таким образом, под шеффеном надо подразумевать единоличного судью, председательствующего во время судебного процесса.

Индивидуальное наследование в суде имело основанием персональное наследование имения, которое являлось местом проведения суда. Суть этого явления в древнегерманском праве проистекала из наследования статуса хозяина дома (амта), что было сопряжено с наследованием статуса судьи. Этим статусом мог быть облечен только один человек, но ссылаться он мог на всех родственников. Эта сфера профессиональной деятельности не была процессом выбора кандидатуры с ее более или менее вероятным вступлением в должность, но жизненными отношениями, которые строились на принципе целостности рода и исключительной роли первопредка, что находило свое выражение в разнообразных традициях и обычаях. Правовые отношения отражались на связи родственников с судом племенного двора, где они могли реализовать свои права.

Итак, хандгемаль был судом, на котором свободный человек заседательного сословия был облечен или мог быть облечен полномочиями судьи. После констатации этого факта Иоганн фон Бух продолжал: суд назывался хандгемалем, так как свободный человек из заседательного сословия или его предок «там подтверждали свои права рукой (ханд)», а на суде повторно «подтверждали их своим знаком (маль)». Этот знак можно определить следующим образом: это символ кресла, который передается вместе с собственностью шеффена. Хандгемаль был символом, который в качестве знака был нанесен на судебное кресло. Через приложение руки к этому символу приносилось подобие судейской присяги.

Сейчас сложно сказать, почему эти словесные комментарии Иоганна фон Буха никак не использовались для трактовки сущности хандгемаля. Впрочем, Герберт Майер в полемике с Хеком (который рассматривал нижеприведенные заявления как признак «полной беспомощности») настойчиво подчеркивал, что «Иоганн фон Бух, бранденбургский аристократ и придворный судья, скорее всего, был прекрасно знаком со смыслом и сутью юридических учреждений, которые относились к людям его сословия». Однако он полагал, что с дословным текстом комментариев к «Саксонскому зерцалу» можно было не считаться. Для него не было какой-то проблемой, что в комментариях отмечалось, что символ приделывался к судебному креслу. Он приравнивал этот знак к «судейскому символу», а потому идентифицировал его как тинговый столб. Однако ни в «Саксонском зерцале», ни в комментариях к нему нигде не говорилось о хандгемале как о некоем столбе или колонне. Если бы под хандгемалем подразумевался столб, то, скорее всего, об этом бы говорилось однозначно. Вероятно, тинговый столб никак не был связан с креслом шеффена — оба эти символа являлись полностью самостоятельными. Поэтому построения Герберта Майера противоречат дословному тексту комментариев к «Саксонскому зерцалу». Также никак нельзя согласиться с Майером, когда тот со ссылкой на комментарии фон Буха указывает на хандгемаль как тинговый престол. Объяснение можно было бы искать в следующем направлении: в документах, истолкованием которых мы занимаемся, речь идет о так называемом тинговом дворе, который являлся неотъемлемой частью судейского места и статуса судьи. Этот порядок возник во времена неизмененного древнегерманского родового уложения, так как это проистекало из поселения, в котором проживал весь род. В нем родовые старейшины исполняли функции судьи в качестве «меченосцев», которые были связаны непрерывной родственной линией с первопредком, ибо только он являлся истинным устроителем всех дел рода. Истинным судьей в роду являлся и мог являться только первопредок, только его права должны были реализовываться в настоящем времени. В германских представлениях это настоящее время было воплощено в символе, а именно в родовом знаке как отличительной черте, говорящей о присутствии первопредка в роду. В настоящем времени первопредок должен был быть воплощен в некоем имевшемся месте, через которое он мог осуществлять свои права. Таким местом было судейское кресло, так как в старогерманских обычаях судья должен был осуществлять свои полномочия, сидя на этом кресле. Едва ли могут иметься хоть какие-то сомнения в том, что к судейскому креслу, находившемуся на тинговом дворе, должен был быть прикреплен родовой символ. Необходимость этого была продиктована многими причинами. Согласно древнегерманским воззрениям каждая принципиальная ситуация должна была иметь свое очевидное, символическое выражение. В более поздние времена это выразилось в традиции документировать подобную привилегию рода через прикрепление герба. Составители «Саксонского зерцала» подразумевали, что это было непосредственной функцией родового символа, который назывался хандгемалем.