Легион. Кн. 2. Неопознанная - Ками Гарсия

Отец провел ладонью по своим волосам цвета перца с солью.

– Когда я выяснил правду о твоей матери, мне пришлось уйти. Фэйт не могла защищаться сама. Не знаю, что она успела тебе рассказать, но иллюминаты преследовали ее много лет.

– Димитрий и Габриэль? – Я должна знать.

– Нет. Но Габриэль уже погубил Фэйт. Она никому не доверяла после случившегося, кроме меня. Она моя младшая сестра, а родители давно умерли. И моим долгом было защитить ее.

– А как насчет долга по отношению к собственной дочери? – резко спросила я.

Он прислонился к стене, ссутулился.

– Я не мог забрать тебя у матери. Ты бы меня возненавидела, а она тебя очень любила. Она бы никогда не причинила тебе зла. – Отец порылся в кармане и достал несколько фотоснимков. – Но я всегда проверял, все ли с тобой в порядке.

Он развернул фотографии веером, и мое детство возникло передо мной, как колода карт: вот я сижу на санках в зимнем комбинезончике, вот я в маскарадном костюме на Хеллоуин, вот мы с Элль едим мороженое перед зданием начальной школы, вот я почти взрослая, иду в художественную школу, а щека испачкана углем.

И еще с полдюжины снимков.

– Ты сам фотографировал? – Я не могла отвести глаз от снимков.

– Я приглядывал за тобой, Кеннеди. Но не хотел навлекать опасность на тебя или на Фэйт. Ее однажды уже похищал орден. Они хотели все знать о ее картинах. Фэйт видела то, что они называли пророческими снами, и она рисовала картины будущего.

Я подумала о записях в книге Фэйт, что предсказывали мое рождение, называли меня белой голубкой.

– О похищении она мне рассказала.

Отец бросил на меня недоверчивый взгляд.

– Теперь ты пятый член Легиона? – спросила я.

Вопрос дался тяжело, но мне необходимо знать.

Мой отец спрятал фотографии в карман.

– Боюсь, что да.

Я закрыла глаза и кивнула, глотая застрявший в горле ком:

– Значит, мне никогда не стать черной голубкой. Хорошо, что я не поспешила и не сделала татуировку.

– Фэйт частенько повторяла, что черные голуби сражаются, когда это необходимо, но белые голубки завершают битвы и освобождают всех нас. И что бы это ни значило, но она всегда говорила, что ты наша белая голубка.

Это ничего не значило в его исполнении. Отец ведь не знал, что я уже прочла записи в книге Фэйт. А вот ей я верила.

– Но это не помешало тебе уйти. – Я произнесла это бессердечно, холодно, но он того заслуживал.

– Надеюсь, когда-нибудь ты меня простишь. Я всегда любил тебя.

Поздновато.

– Когда-нибудь, но не сегодня.

Я прошла мимо него, возводя вокруг себя стену, где вместо кирпичиков стояли пропущенные дни рождения, и дни Рождества, и все ночи, когда мне становилось страшно, а его не было рядом, и нарушенные обещания.

И я никогда этого не забуду.

– А можно потрогать косточку? – попросил Прист.

Мы стояли в библиотеке и рассматривали Азазела.

Габриэль щелкнул кнутом по полу, и Азазел развернулся, завибрировал, как драконий хвост.

– Только осторожно. Кости демонов непредсказуемы, как сами демоны.

Бир бегал взад-вперед перед хлыстом, не зная, что с ним делать.

Прист ткнул пальцем в коготь, и тот отпрянул, спрятался за соседним позвонком.

После четырех часов сна – для тех, кто смог уснуть, – я всех подняла. Мы не имеем права тратить время на сон, пока не поймем, как спасти Джареда.

– Думаю, мы не с той стороны подходим. – Прист встал и принялся расхаживать по библиотеке. – Андрас настолько силен, что купается в святой воде. И только твой хлыст пока еще может его ослабить.

– Продолжай… – Габриэль сидел на краю стола и внимательно слушал.

Я не могла смотреть на него, зная, что он предал Фэйт.

– А если постоянно воздействовать на Андраса силой Азазела? Может, это его ослабит и мы выиграем достаточно времени? – спросил Прист.

Габриэль обернул костяной хлыст вокруг руки.

– Теоретически. Но управлять демонским хлыстом может только тот, кто его сделал.

– Могу я на минуточку позаимствовать у тебя черный маркер? – обратился Прист к Аларе.

Недавно и я носила с собой фломастеры и уголь, а теперь они мне не нужны.

Алара протянула маркер и стала наблюдать, как Прист чертит диаграмму на обратной стороне старой квитанции.

– Это ожерелье? – предположила я.

– Нет. – Прист тряхнул головой. – Ошейник.

Все подошли поближе, чтобы рассмотреть рисунок.

– Азазел нуждается в хозяине, ведь хлыст по своей природе требует, чтобы им управляли, – объяснил Прист. – А ошейнику только и нужно, чтобы его носили.

– Кто-то, кого он может ослабить, – кивнул Лукас.

– Но где мы возьмем столько костей демона? – спросила Элль.

Я бросила взгляд на костяного змея, что обвился вокруг руки Габриэля. Мой отец, который все это время стоял, прислонившись к застекленному шкафу, тоже подошел ближе. Он второй после Габриэля человек, на которого мне противно смотреть.

– Ваши идеи – чистое безумие, не говоря о том, что они опасны. – Он повернулся к Габриэлю. – Понятия не имею, как ты создал эту чудовищную вещь, но в любом случае не смей вовлекать детей в свои франкенштейновские проекты.

– Тебя никто не спрашивает! – огрызнулась я.

Прист сложил руки на груди и, надувшись, уставился на моего отца:

– Вообще-то, это мой проект.

Отец не обратил на него внимания.

– Мне неприятно это говорить, но я согласен с Алексом. – Димитрий, сидевший в кресле рядом с мумией, подался вперед. – Даже если мы найдем способ разобрать Азазела и сделать ошейник, как вы наденете его на Андраса? Габриэль бьет хлыстом с расстояния. А застегнуть ошейник вроде собачьего на шее солдата Люцифера… для этого кому-то придется подойти очень близко.

Алара повертела колечко в брови.

– Бабушка много раз рассказывала мне истории о своих детских годах на Гаити. Бокоры в ее деревне пользовались неким составом, который они называли coup de podre, чтобы превращать людей в зомби.

– Зомби? – Прист вскинул брови.

– Дослушай до конца. Его делали из яда рыбы-собаки, и он временно парализовал человека, даже сердцебиение замедлялось. Что, если с его помощью парализовать Андраса на такое время, чтобы успеть надеть ошейник?

– Ох, только не говори, что ты постоянно носишь с собой рыбий яд! – воскликнула Элль, рассматривая кукольные головы в шкафу.