Под крылом Ангела - Алиса Лунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван вопросу не удивился и не обиделся, ответил, что и впрямь, простите за картонный пафос, здесь и сейчас наклевывается вопрос всей жизни.
И этой фразы оказалось достаточно для того, чтобы завязался разговор.
Павла Петровича переполняло счастье. Вот просто как молоко через края кувшина.
Ну да, наверное, при иных обстоятельствах, он бы никогда не стал вести с незнакомым человеком подобных душеспасительных бесед, но этим утром он вдруг взял и в обход всяких правил поделился своей радостью.
«Знаете, у меня сегодня особенное утро… Время прозрений… Есть такая фраза: „Бог сохраняет все“. Красиво звучит, не правда ли? А я только сегодня разглядел за этой красотой истину… Когда-то я очень любил женщину, а потом расстался с ней. На тридцать лет, представляете? И все тридцать лет думал: какая нелепость и глупость, что мы с ней расстались. И при этом, дурак, честно старался сдерживать свои чувства… Надо было прожить жизнь, чтобы понять — она одна, и хотя бы поэтому чувства нельзя сдерживать. В общем, сегодня ночью, спустя тридцать лет, женщина, которую я любил, вдруг пришла ко мне. Навсегда. „Бог сохраняет все“. Вы понимаете, как я счастлив?»
Иван улыбнулся.
— Какая она?
— Молодая! — твердо ответил Павел Петрович. — Удивительно, но годы совсем не изменили ее. А что касается времени… Я подумал, что с течением лет наша любовь стала чистым продуктом, выдержанным, как хорошее вино!
Павел Петрович сам рассмеялся банальности подобного сравнения.
— А я как раз сейчас — вы не поверите! — ухожу от любимой женщины, — сообщил Иван. — По-идиотски звучит, да? И сам себя за это проклинаю.
— Не об этой ли прелестнице идет речь? — Павел Петрович указал в сторону квартиры Барбары Лесневской.
Иван кивнул.
— Вы меня, извините, голубчик, но у меня профессия такая — души врачевать, и я вам как доктор скажу — если сейчас от нее уйдете, через всю вашу жизнь пойдут трещина и надлом. И ничто потом не поможет, — очень серьезно сказал Павел Петрович.
— А что же делать?
— Послушаться давно известной истины: с любимыми не расставайтесь! Вам повезло, вы счастливчик, у вас в жизни случилось такое чудо, как любовь. Вцепитесь и никому не отдавайте! Идите к ней, голубчик! Считайте, доктор прописал!
— Так Барбара меня, наверное, и не пустит, — растерялся Иван.
Профессор задумался, потом хлопнул Ивана по плечу:
— А вот тут мы поможем! У моей родственницы, кажется, есть ключи от ее квартиры. Идемте со мной…
Так Иван попал в квартиру Барбары.
* * *
— Наконец-то утро! — пробурчал Воин. — И люди угомонились! А то орали, пели, веселились всю ночь так, что наш дворец ходил ходуном!
— Не преувеличивай, — возразил ему Рыцарь. — И кстати, угомонились далеко не все. Вон, смотри — там девушка собирается прыгнуть с крыши!
— Ну пусть прыгает, раз ума нет! — сказал Воин.
— Жалко, — вздохнула Нимфа. — Может, остановить?
— Но мы не имеем права вмешиваться в их жизнь! — отрезал Воин. — Ты все время об этом забываешь!
— Но ведь сегодня особенная ночь, — подмигнул Рыцарь. — Давайте попросим его, он может все! — Рыцарь кивнул в сторону Ангела, парящего над городом.
* * *
Город, равнодушный и сонный, плыл перед Зоей… Ей оставалось сделать всего один шаг.
В этот момент она увидела Павлика — и заплакала. Он схватил ее и прижал к себе…
Дома он уложил ее в постель, укрыл одеялом, лег рядом и уснул, даже во сне крепко держа ее за руку.
Проснувшись через пару часов, они долго лежали обнявшись и молчали. А потом Павел вдруг предложил ей поехать в Кронштадт.
— Зойка, поехали?
Она взглянула на него — во взгляде удивление и как будто — страх.
— Ты что?
— Ну помнишь, ты же сама говорила: «Только я, ты, снег и ветер на белом берегу моря»? Будут снег, и ветер, и море. И мы с тобой!
— Прямо сейчас?
— Да. Сейчас! А вечером вернемся домой!
Кронштадт… Корабли… Снег… Лед…
Они стояли на набережной, обнявшись. Было очень холодно, но при этом обоим казалось, что у них что-то оттаивает внутри.
— Зоя, я люблю тебя!
Она заплакала, хотя, может, это от мороза слезились глаза.
Наина отпаивала их чаем с пирогами, когда они, озябшие и усталые, вернулись домой. А потом они закрылись в комнате Павлика и…
Все произошло само собой…
Два поезда встретились. Навсегда. И это была именно что судьба.
* * *
Барбара переоделась и вышла на кухню. Там пела Эвора и пахло кофе.
Иван поставил джезву на огонь.
Бася взглянула в окно и расхохоталась: снег до сих пор идет! Нет, это действительно чудо!
Иван подошел сзади, обнял ее, и про кофе они тут же — хм… забыли.
Через пару часов пришлось варить его вновь.
Время остановилось… Его руки, такие сильные и нежные, заставили ее забыть обо всем на свете, кроме их любви. С ним она поднималась к самым небесам, с ним она поняла, что такое по-настоящему чувствовать себя женщиной и доходить до последней черты, разделяющей сны и реальность, безумие и разум.
Позже Иван кормил ее и кошачий прайд первым завтраком в этом году.
Вот за завтраком, где-то между бутербродом и кофе, Бася сообщила:
— Слушай, тут такое дело… — она запнулась на мгновение (да к черту! не поймет, значит, не поймет!), — …я немножко беременна…
— Как? Уже? — усмехнулся Иван.
— Не от тебя!
После не слишком долгой паузы он сказал:
— Ну, значит, будем рожать!
* * *
Ближе к вечеру раздался телефонный звонок. Сняв трубку, Бася услышала радостный голос Сони.
— Баська, угадай, где я?
Теоретически Сонька могла быть в любой точке мира, поэтому Бася предусмотрительно промолчала.
— А мы в Париже! Шампанское хлещем в каком-то отеле!
— Рада за вас! Привет Чувалову! — усмехнулась Бася. — И не забудь передать ему, что на следующий Новый год я его не приглашаю!
* * *
Вечером Барбара предложила Ивану прогуляться:
— Давай поедем к сфинксам на набережную? Неделю назад на том месте я загадала желание, и, поскольку оно исполнилось, как человек вежливый, я хотела бы поблагодарить того или тех, кто чудесным образом все устроил… К тому же хороший роман должен заканчиваться тем, чем начинался! Едем?
* * *