Александр Македонский, или Роман о боге - Морис Дрюон

Местные крестьяне сказали Александру, что видели, как на телеге, возница которой беспрестанно настегивал кнутом лошадей, везли человека с длинной бородой, огромного роста, он лежал без движения и смотрел куда-то вдаль, казалось, он был убит горем.

Беглецы, так же как и преследователи, передвигались только в ночные часы, от заката до восхода солнца, а потому погоня под звездным небом могла продолжаться до бесконечности. Тогда Александр приказал своим воинам собрать последние силы и волю и продолжить преследование днем, несмотря на жару. Из тысячи воинов, сопровождавших его, Александр отобрал пятьсот человек, лошади которых еще могли выдержать быстрый темп погони. От полудня до полуночи и от полуночи до утра они двигались вперед и только вперед, по едва различимым тропам пустынной, враждебной земли, которую Александр не знал и никогда не видел прежде. Под палящим солнцем он упрямо вел своих людей, невзирая на то что многие воины, теряя сознание, падали из седла, что валились лошади, из ноздрей которых текла кровь.

Когда занялась четвертая заря, лишь шестьдесят македонян чудом держались в седле. В то утро они повстречали арьергард Бесса. Руки и ноги людей Александра дрожали от усталости, все плыло перед их воспаленными глазами, воинам казалось, что еще немного – и у них, не выдержав, разорвется сердце. Разбить их в этот час ничего не стоило, с этим вполне могла справиться горстка воинов неприятеля.

Однако несколько тысяч бактрийцев, также изнуренных переходом, увидев шестьдесят всадников, решили, что их настигла могущественная армия Александра. С дикими криками бросились они врассыпную, ища спасения в горах, никто из них так и не воспользовался своим оружием.

На дороге македоняне обнаружили трупы двух рабов, одетых в царские ливреи. Вскоре из ближайшей лощины до Александра донеслись призывные голоса его соратников. Там он нашел брошенную повозку, запряженную двумя лошадьми. На телеге лежал пронзенный копьем Дарий. Царь Вавилона, Сузы, Персеполя, Экбатаны, бывший властелин Египта, Финикии, Геллеспонта и земель Азии, владыка над пятью реками и тридцатью сатрапиями, сын Гормизда и семи правителей света несколько минут назад испустил дух. Бесс оставил Александру только труп Дария.

– Он хотел с тобой говорить, царь. Он несколько раз произнес твое имя, – сказал македонский офицер, первым обнаруживший повозку.

Нетвердыми шагами, шатаясь от усталости, Александр подошел к телу убитого. Он склонился над Дарием, желая в последний раз спросить его. Тщетно. Теперь взгляд этих огромных черных глаз, манивший его за собой от берегов Внутреннего моря через земли всей Азии, остановился, и широко раскрытые очи не видели людей, в молчании стоявших вокруг. Слезы полились из глаз Александра, смывая толстую маску пыли, покрывавшую его лицо. Взяв на руки тело Дария, он поцеловал его в лоб и начал говорить, словно мог быть еще услышан мертвым царем.

– Я клянусь тебе, я клянусь тебе, что не хотел этого, – твердил он.

Затем Александр снял с руки Дария массивное кольцо, служившее великому царю при жизни печатью.

Один за другим прибывали всадники, их лошади спотыкались о камни. Александр распорядился устроить привал тут же в лощине. Сам он устроился в тени телеги, на которой лежало тело Дария, и проспал десять часов.

Когда он проснулся, то вспомнил, что в этот день ему исполнилось двадцать шесть лет.

Пышная траурная процессия, сопровождавшая набальзамированные останки Дария, взяла путь на Сузы, там тело великого царя должно было быть передано старой царице Сисигамбе, а затем предано земле в некрополе персидских царей. В это время Александр, преодолев Гекатомпил, продвигался на северо-восток. В Задракарте, расположенном в Гиркании, недалеко от Каспийского моря, он приказал разместиться своим войскам.

В этом городе Александр провел начало осени. Тогда поверх красного царского венца с белыми полосками он начал носить диадему персидских царей и одеваться на восточный манер. Для того чтобы запечатывать письма, предназначенные для отправки в провинции Азии, Александр теперь пользовался печатью, которую он снял с Дария. Кроме того, он стал требовать от подданных своего убитого врага, чтобы они, завидев своего нового господина, падали перед ним ниц, касаясь лбом земли, как это было заведено при дворе Дария. Он пока не принуждал греков к соблюдению этого церемониала. Эллины находили обычай смешным, их раздражало подобострастие персидских слуг.

В Задракарте к Александру присоединился Артабаз, его тесть. Они почти не знали друг друга. Он принял старого персидского царевича и его сыновей с величайшими почестями, воздавая им хвалу за верность Дарию.

Александр любил охоту на диких животных и, как только выдавалось свободное время, предавался этому занятию в компании Филота. Ему нравилось рисковать. Как можно забыть его схватку один на один с разъяренным львом в пустыне Вавилонии? До сих пор он хранил шкуру хищника, как трофей Геракла. Он часто отправлялся с вылазками на побережье Каспия, дабы не забывали живущие там племена, кто их хозяин. Он брал штурмом укрепления селений, без разбора рубил головы, внушая страх и покорность уцелевшим.

Войска с нетерпением ожидали возвращения в Грецию. Ведь четыре с половиной года они провели в тяжелейших походах. Все это время их неоднократно заверяли, что крах Дария положит конец их мытарствам. Теперь Дарий был мертв, Александр же стал преемником великого царя Персии, и они полагали, что цель экспедиции достигнута. А потому воинов удивляло, что приказа о возвращении на родину приходится так долго ждать. Солдаты отказывались от отдыха, который полагался им перед увольнением, так как не хотели больше ни дня находиться среди бесчисленных торговцев, менял, продавцов лошадей, музыкантов, туземных певиц, рабов, падших женщин, где порой встречались и персидские царевны, правнучки бывших государей. Им надоела эта разношерстная толпа подневольного и продажного люда, которая сопровождала армию и несла с собой пороки.

Парменион разделял настроения своих солдат.

– Царь, я сражаюсь почти пятьдесят лет, я одержал для Филиппа его первую победу и принимал участие в сотне сражений, – сказал он Александру. – Я знаю, что можно требовать от людей и чего нельзя. Пришло время тебе остановиться, распустить одну за другой фаланги и отправить воинов по домам.

– Не люди утомлены, Парменион, а ты сам, – ответил Александр. – Естественно, что можно спрашивать с воинов, если их полководцы первыми изъявляют желание поскорее вернуться к домашним очагам. Ты действительно слишком долго находился на военной службе, и я думаю, что мне пора позаботиться о твоем отдыхе.

Вскоре Парменион получил командование резервными войсками и был отправлен в Экбатану, а командование армией перешло к Кратеру. И в самом деле Парменион устал. Ему шел семьдесят третий год, и, несмотря на свою выносливость, которая была предметом восхищения соратников на протяжении долгих походов, он мечтал о спокойной, безмятежной старости. Прославленному стратегу пришлось признать, что с самого начала захватнической экспедиции Александр не прислушивался к его советам, однако всегда одерживал победы. Кроме того, Парменион в этой кампании потерял двух сыновей: первый, Гектор, утонул в Ниле, второй, Никанор, недавно скончался от болезни. Теперь у него остался только один сын – Филот. Юноша гордился своими военными подвигами, блистательные победы вскружили ему голову, отныне он командовал корпусом гетайров[48], заменив на этом посту Клита Черного, назначенного Александром на другую должность. Парменион воспринял царскую немилость как долгожданное освобождение.