В порыве страсти - Розалин Майлз

Ответом на их призыв была лишь плотная стена пустых взглядов.

– Вон там его хижина, – с тяжелым сердцем ответил Джон, поворачиваясь и указывая на другой конец поселка. – Вон та. – Он не мог оставаться безучастным зрителем и просить людей, которых считал друзьями, чтобы они предали одного из своих товарищей. Но мало радости и самому выступать в роли Иуды.

– Но, папочка, я думала, ты будешь рад!

Не в первый раз юные любовники в порыве чувства обнаруживают, что грустные старшие не очень охотно разделяют их восторг. С той минуты, как Джон после блаженных ночных странствий по очарованным садам только что открывшейся любви проводил ее обратно в комнату, Джина не могла дождаться мгновения, когда сможет поделиться радостью с Беном. Так отец считает, что Джон с ней забавляется, презирает и обращается так, как Кёниги привыкли обращаться с нижестоящими, особенно с женщинами? Она сгорала от желания доказать ему, что он ошибается, что ей и ему будет хорошо с Джоном.

Джина понимала, что не может просто так выложить отцу все, даже самым лучшим новостям требуется небольшое театральное обрамление. Поэтому она дождалась, пока он, как обычно, второпях позавтракал, и прошла с ним в контору, где им никто не помешал бы. Стояло чудесное утро, солнце сияло, как свежеотчеканенная монета, на деревьях пели и щебетали крачки и фруктовые голуби. Разве мог отец не порадоваться вместе с ней переполняющему ее счастью?

Но он сидел перед ней посеревший и отрешенный, и жилка в уголке его глаза после утомительной работы на компьютере уже пульсировала, хотя утро только начиналось.

– Джон?! – Бен онемел от ужаса.

– Да, Джон! – встревоженно оборонялась Джина. – В чем дело, папа?

Бен смотрел на стену, на пол, куда угодно, только не на дочь.

– Ох, дорогая! – только и мог вымолвить он.

– Папа, что случилось? – настойчиво выспрашивала девушка. – Джон тебе не нравился, когда не обращал на меня внимания. А теперь обратил, и опять тебе не нравится!

– Господи! Обращает, не обращает – разницы никакой, разве не понимаешь?

– Нет, не понимаю! – отчаянно выкрикнула Джина. – Бога ради, скажи, что ты против него имеешь?

– Он Кёниг! Кёниг, черт его дери, а они все одинаковы! Они уничтожают все, к чему прикасаются, сами гнилые и других заставляют гнить! И никто не знает это лучше меня! – Бен прикрыл рот рукой, отвернулся к стене и тихо, безнадежно заплакал.

Пивной перегар и вонь немытого тела в хижине Марка были такими густыми, что хоть топор вешай. Из темноты доносился тяжелый храп, но человек, привалившийся к стене, не спал.

– Не входить в мою хижину без приглашения! – завизжал он, внезапно ожив. – Хотите говорить со мной, так я выйду!

Прошло несколько минут, пока из дверей показалась крепко сбитая мускулистая фигура с неизменной банкой. Марк вздрогнул, увидев полицейских, чьи суровые, обвиняющие фигуры закрывали солнце.

– Я этого не делал! – истерически закричал он. – Это не я, я сучку пальцем не трогал!

– Сучка она была, да, Марки? – поинтересовался Джордж.

– А почему, Марк? – подхватил Роско. – Что она натворила, что ты ее так зовешь?

К ужасу Джона, пьяница неожиданно повернулся к нему, тыча в его сторону трясущимся пальцем.

– Его спросите! – взвизгнул он. – Его, мать вашу! Он ее трахал!

– Ну и ну!

– Ну, ты подумай!

Две пары выцветших глаз, уставившихся на Джона, потрясли и напугали его даже сильнее, чем само обвинение. Густо покраснев, он еле выдохнул:

– Это смешно! Я никогда… никогда к ней не прикасался!

– Да уж, – сказал Джордж с тем же дружелюбным интересом. – Они все так говорят, правда, Роско?

– Да уж, конечно, правда, Джордж?

– Да, еще бы, мать их всех! – пьяно орал Марк. – Трахал, я знаю, она сама мне говорила. И его братец, он тоже ее трахал!

Интерес на лицах полицейских усилился.

– Брат мистера Джона, Марки?

– То есть мистер Алекс Кёниг?

– Да, оба! Все они!

– Оба, говоришь?

– Все, говоришь, Марки?

Это не наяву, думал Джон, как сквозь туман, сейчас я проснусь, и окажется, что я видел дурной сон. Но мрачная клоунада продолжалась, и он вдруг понял, что дальше будет еще хуже.

– Он сказал, оба, Джордж?

– Он сказал, все они, Роско?

Полицейские одновременно наклонились к Марку.

– Да, все, – вопил свихнувшийся муж. – И старик с ней спал, он первый! Он перекинулся на нее, когда завязал с Розой, когда та слишком старая стала! И все они ее трахали!

– Ну, ну, ну.

– Никогда бы не подумал, правда, Роско?

– Слушайте!

Голос Джона звучал словно за миллион миль. Он умолк, а затем попытался высказаться снова, не веря в свое поражение.

– Чушь он несет, старый лжец! Я его жену не трогал. И отец тоже, могу поклясться!

– Ты можешь поклясться! – с отвращением рассмеялся Марк. – Что ты знаешь, сыночек, что ты видел? Спроси Розу! Она у Кёнигов первой шлюхой была, она все знает, спроси ее! А моя Элли – последней.

Первая.

И последняя.

Если Роза была первой, а Элли – последней, то кто еще?

Двум полицейским болванам недолго пришлось переливать из пустого в порожнее, чтобы вытянуть из пьяной развалины следующую колкость.

– Она была баба что надо, лучше за версту не найдешь, ее все мужики хотели! А Кёниги, чего хотят, то берут. Подумаешь, замужем за другим. Подумаешь, за лучшим другом.

Марк поднял на Джона отупевшие от пьянства глаза, словно обвиняя его во всех смертных грехах.

– Другого такого негодяя, как твой папочка, свет не видел! Одурачил лучшего друга, трахнул его жену. Бедняга Бен!

Он рассмеялся, и от этого звука у Джона мороз по коже прошел. Крохотные глазки горели злобой.

– Оставил в гнезде кукушонка и думать забыл.

Он повернулся и, словно в замедленной съемке, указал в сторону поселка, на Джину, которая была поглощена работой и на мгновение застыла в танце, как фигурка из иного времени. Джону в последний миг отчаянно захотелось остановить вращение земли, задержать падающую лавину, пока она не накатила, сминая, уничтожая и его и Джину.

Марк довольно хихикал, упиваясь его муками.

– Она, она это, вот какого кукушонка твой папаша Бену Николсу подкинул, когда его жену трахнул! Нашу Джину. Пойди поздоровайся с сестренкой!

Если бы на ее месте оказалась любая другая женщина в Кёнигсхаусе, любая другая в мире… Если уж отцу так нужны были интрижки, если одной женщины ему не хватало…