Три жизни - Гертруда Стайн

Миссис Хейдон замолкла, а Лена все так и стояла в своей шляпе с красивыми цветочками, и слезы текли у нее из глаз, и Лена все никак не могла понять, что же она такого сделала, но только теперь она не выйдет замуж, а если мужчина бросает девушку в самый день свадьбы, это ей позор на всю жизнь.

Лена отправилась домой одна-одинешенька и плакала в трамвае.

Бедная Лена плакала что было сил в трамвае, одна-одинешенька. Она едва не испортила новую шляпку, когда плакала и билась головой о стекло. Потом она вспомнила, что так делать не надо.

Кондуктор попался добрый человек, и он ее пожалел, когда увидел, как она плачет. «Да не убивайся ты; такая хорошенькая, а плачешь; да найдешь ты себе другого», — сказал он, просто чтобы ее подбодрить. «А тетя Матильда сказала, что теперь я никогда не выйду замуж», — ответила, всхлипывая, Лена. «Ишь ты, как в воду глядел, — сказал кондуктор, — а ведь просто пошутить хотел. Не знал, что тебя и в самом деле бросил парень. Дурной, выходит, тебе парень попался. Но ты не переживай, он, видно, совсем ничего не понимает, коли смылся и бросил такую хорошенькую барышню вроде тебя. Давай-ка расскажи мне, что стряслось, а я тебе помогу». Вагон был пуст, и кондуктор сел с ней рядом и обнял ее одной рукой, просто чтобы утешить. Тут Лена вспомнила, где она находится и что если тетя такое про нее узнает, то станет ругаться. Она отодвинулась от кондуктора в самый уголок. Он рассмеялся: «Да не бойся ты, — сказал он, — я тебя не трону. Ты давай-ка держись. Ты такая миленькая и мужа себе найдешь обязательно, хорошего, правильного. И никому не позволяй себя дурачить. Ты хорошая девушка, и не надо меня бояться».

Кондуктор пошел обратно на площадку, чтобы помочь пассажиру забраться в трамвай. И пока Лена ехала в трамвае, он то и дело подходил к ней, чтобы утешить, чтобы она не убивалась из-за какого-то там недоумка, который мог вот так вот сбежать и бросить ее одну. Нечего и думать, найдет она себе хорошего человека, и беспокоиться нечего, так он ей говорил.

Еще он говорил с другим пассажиром, который только что сел, хорошо одетый пожилой господин, а потом с другим, который сел еще позже, тот был рабочий, из добропорядочных, а потом с одной милой дамой, та села после рабочего, и всем рассказал, какая с Леной приключилась беда и какие есть на свете негодяи, что могут так обойтись с бедной девушкой. И весь трамвай жалел бедняжку Лену, и рабочий пытался ее утешить, а пожилой господин посмотрел на нее пристальным взглядом и сказал, что, похоже, она хорошая девушка, но надо быть осторожной, а неосторожной быть нельзя, и тогда бы с ней такого не случилось, а милая дама подошла и села с ней рядом, и Лене это было приятно, хоть она и отодвинулась от дамы в уголок.

Так что Лена, когда выходила из трамвая, уже немного пришла в себя, и кондуктор помог ей выйти и сказал напоследок: «Не расстраивайся ты. Пустой был парень, никудышный, тебе еще повезло, что от него избавилась. Найдешь себе другого, в самый раз по тебе. И не переживай, я в жизни не видал, чтобы такая неприятность и у такой славной барышни», — кондуктор покачал головой и пошел обратно в салон, чтобы обсудить это дело с прочими оставшимися у него в трамвае пассажирами.

Кухарка-немка, которая всегда бранила Лену, очень рассердилась, когда услышала всю эту историю. Она так и знала, что ничего-то миссис Хейдон, которая только и знает распинаться, как-де она всех на свете осчастливит, для Лены не сделает. Добрая кухарка и раньше-то ей не слишком доверяла. От людей, которые много про себя понимают, ничего по-настоящему не дождешься. Нет, не то чтобы миссис Хейдон была дурная женщина. Миссис Хейдон женщина правильная, настоящая немка, и Лена ей племянница, и она Лене хочет только добра. Кухарке это хорошо известно, и она всегда это говорила, и миссис Хейдон ей всегда нравилась, и она со всем уважением, и та к ней с уважением, а Лена так робеет, если нужно бывает поговорить с мужчиной, и миссис Хейдон, конечно, нелегко пришлось, когда она задумала выдать Лену замуж. Миссис Хейдон славная женщина, вот только послушать ее иногда, так будто она невесть кто. Может, хоть теперь поймет, что не всякий раз легко и просто устроить так, чтобы все выходило по-твоему. Кухарке очень жаль ее, миссис Хейдон-то. Такое для нее разочарование, и столько хлопот, а с Леной она и впрямь всегда как с дочкой родной. А Лене, кстати, лучше бы пойти переодеться и перестать реветь. Слезами горю не поможешь, а если Лена будет хорошо себя вести и наберется терпения, тетя обязательно что-нибудь придумает. «А я поговорю с миссис Олдрич, чтобы она тебя пока тут оставила. Ты же знаешь, Лена, она к тебе со всей душой, конечно, она тебя оставит, и я ей все расскажу про этого дурня, про Германа Кредера. У меня, Лена, просто зла не хватает на таких дураков. И перестань, Лена, нюни тут распускать; иди сними хорошее платье и сложи его как следует, а то испортишь, понадобится в другой раз, а надеть нечего; и давай-ка помоги мне с посудой, и все будет в порядке. Вот увидишь, как я сказала, так оно и будет. А ну-ка, перестань мне реветь, слышишь, а не то я тебя вконец изругаю».

Лена никак не могла остановиться, и тихонько всхлипывала, и была вся такая несчастная, но сделала в точности как сказала кухарка.

Девушкам, с которыми всегда сидела Лена, стало ее очень жалко, когда они увидели, какая она несчастная. Бывало, что ирландка Мэри очень на нее сердилась. Мэри всегда просто до белого каления доходила, когда разговор шел про Ленину тетю Матильду, которая невесть что о себе понимает, а у самой дочки две набитые дурищи. Мэри бы ни за что на свете не согласилась быть как эта жирная всё-не-по-ней Матильда Хейдон, ну хоть золотом ее осыпь. И как только Лена может все время к ним ездить, когда они так себя ведут, будто ни в грош ее не ставят; вот этого Мэри никогда не понимала. Но Лена, она ведь никогда не знала, как поставить человека на место, оттого-то все ее и беды. И вообще Лена дурочка, какая глупость с ее стороны расстраиваться из-за этого олуха деревенского, который даже не знает, чего ему надо, а только смотрит в рот мамаше с папашей и знай твердит свое «¡а» как трехлетка, и даже глаза поднять на девушку и то ему страшно, а потом раз и смылся в последнюю минуту, как будто кто ему чего сделать хотел. По-озор? И Лена будет тут еще про какой-то позор! Да для девушки позор, если ее с таким вот олухом кто увидит, не то что замуж за него. Но Лена такая квашня и никогда-то, бедняжка, не умела показать людям, чего она на самом деле стоит. Видите ли, позор, что он от нее сбежал. Вот только попадись он Мэри, она бы ему показала. Да чтоб ей, Мэри, не было ни дна ни покрышки, если Лена не стоит пятнадцати таких Германов Кредеров. И слава богу, что Лена отделалась от этого Германа Кредера и от его грязных, вонючих родителей, и, если Лена сию же секунду не перестанет ныть, Мэри, вот честное слово, совсем перестанет ее уважать.

Бедняжка Лена прекрасно понимала, что Мэри правда так считает, как говорит. Но Лена была вся такая несчастная. Разве не позор для порядочной немецкой девушки, если мужчина сбежит от нее и бросит ее одну. Лена прекрасно знала: тетя права, когда говорит, что из-за того, как Герман с ней поступил, все знакомые станут показывать на нее пальцем. Мэри, и Нелли, и другие девушки, с которыми она сидела в парке, всегда были к Лене очень добры, но ей от этого было не легче. То, что Лену бросил жених, для девушки позорное пятно и для любой порядочной семьи, и тут уже ничего не поделаешь.